История Средней Азии. Ч. 3

Публикуется по изданию:

Рерих Ю.Н. История Средней Азии. В 3 т. Т. II. М.: Международный Центр Рерихов, 2007.

"История Средней Азии" — фундаментальный труд Юрия Николаевича Рериха по истории Центральной Азии, охватывающий период с глубокой древности до XIV столетия. Он содержит описание кочевой Азии как природного, исторического и культурного целого. Автор накапливал материал в течение четверти века, не только изучая научные источники, но и имея опыт практического исследования. Этот труд создавался Ю.Н. Рерихом во второй половине 1930-х годов на русском языке. К сожалению, он не увидел свет при жизни ученого.

Тюркские ханства

(VI–VIII вв.)

Эпоха, к рассмотрению которой мы приступаем, ознаменовалась тремя крупными явлениями в жизни среднеазиатских народов: подъемом тюркского народа, распространением ислама, охватившего западную часть Средней Азии, и возрождением иранской государственности в этой части Средней Азии. Продвижение тюркских племен с востока на запад к X в. окончательно вытеснило среднеазиатских иранцев, а распространение ислама с запада на восток привело к исчезновению буддизма, манихейства и несторианства и к общей культурной нивелировке.

Впервые китайские анналы сообщают о народе туцзюэ, или тюрков, под 545 г., упоминая о посольстве, посланном Западной Вэй (Си-Вэй) в тюркские кочевья. Название «туцзюэ», согласно профессору П. Пеллио, представляет собой китайскую транскрипцию монгольской формы тÿркÿт, с монгольским окончанием мн. числа, которую китайцы, вероятно, впервые услышали от жуань-жуань-аваров, предшественников тюрков, которых ученый считает за монголов¹. Согласно В. Томсену и Ф.В.К. Мюллеру, слово тÿрк (~ mÿpÿк) в старотюркском языке означало «сила, мощь»². Название «тюрк» не распространялось на все племена, говорившие на тюркских языках, и, вероятно, первоначально являлось названием орды, основанной ханским родом Ашина (~ Ашэна), возглавившим национальное движение тюрков³. Впоследствии имя «тюрк» распространилось на все племена, говорившие на тюркских языках. Так, в уйгурском переводе буддийской «Сутры Золотого Блеска»⁴ уйгурский язык уже назван тюркско-уйгурским языком (тюрк уйгур тили), а византийские писатели и арабы VIII столетия говорят уже только о τοῡρκοι и тюрках, или турках⁵.

В первой половине VI в. тюрки сидели на Алтае и в верховьях Иртыша и входили в состав Жуань-жуань-аварской империи, для которой они разрабатывали на Алтае железную руду. Согласно китайским анналам, тюрки прежде входили в состав Хуннской империи и около 439 г. были поселены жуань-жуанями на Алтае. Мы не сомневаемся, что хунны принадлежали к тюркским народностям и говорили на одном из тюркских языков, образующих так называемую р-группу, к которой относится староболгарский, а среди современных тюркских языков — чувашский, в котором Н.Н. Поппе видит потомка языка западных хуннов⁶. Все эти тюркские языки восходят к одному общему примитивному алтайскому языку, от которого ответвились и старомонгольский, и тунгусский.

Средняя (Центральная) Азия в VII в.

В начале настоящего труда нами говорилось, что историю среднеазиатских народов приходится писать на основании данных, встречающихся в исторических анналах их культурных оседлых соседей. Тюрки были первым кочевым племенем Средней Азии, чьи исторические надписи, повествующие о деяниях тюркских ханов, дошли до нас и представляют исключительный интерес. Благодаря этим надписям мы в состоянии контролировать точность сообщений китайских анналистов, часто написанных с точки зрения китайца. Так называемые орхонские надписи, открытые в 1889 г. Н.М. Ядринцевым, находятся в урочище Кошо-Цайдам, к западу от р. Орхон, в 54 км к северу от монастыря Эрдени-цзу, недалеко от центра бывшей Тюркской империи, и представляют собой мраморные погребальные стелы, поставленные на каменные основания в виде черепахи. Экспедиция академика В.В. Радлова установила, что курган, расположенный вблизи стел с надписями, заключал в себе развалины храма-памятника, о котором говорят китайские анналы. Около стел были обнаружены обломки мраморных статуй — шижэнов. Надписи, принадлежавшие орхонским, или восточным, тюркам, написаны так называемым руническим письмом, которое происходит от старосогдийского письма и, согласно профессору Поппе⁷, довольно точно передает фонетический строй древнетюркского языка, эпоху которого ученый помещает в последние столетия до нашей эры. Западные тюрки не оставили после себя письменных памятников, кроме нескольких кратких надгробных надписей.

В настоящее время известны следующие рунические надписи, представляющие значительный интерес для истории прошлого Средней Азии и тюркских народов:

1) эпитафия в честь Кюль-тегина в урочище Кошо-Цайдам (на обратной стороне стелы имеется китайская надпись, датированная 732 г., двадцатым днем периода кайюань тайской эпохи);

2) эпитафия в честь Бильге-кагана в урочище Кошо-Цайдам (датирована 735 г.)⁸;

3) эпитафия в честь тюркского князя Тачама около горы Маниту у р. Онгийн-Гол;

4) надпись в честь Кюли-Чура (полное имя — Ишбара-Бильге Кюли-Чур) в урочище Ихэ-Хушоту, исследованная в 1911 г. профессором В.Л. Котвичем и Ц.Ж. Жамцарано⁹;

5) надпись Тоньюкука, без указания составителя, расположенная в урочище Баин-Цокто близ ст. Налайха, недалеко от г. Улан-Батор;

6) так называемый Селенгинский памятник, открытый в урочище Шине-Усу.

К этому списку следует добавить рунические надписи, обнаруженные на Енисее и в районе долины р. Талас, а также чашу с рунической надписью, найденную на Алтае¹⁰. Рукописи, написанные руническим письмом, были также найдены А. Стейном в Миране в Таримском бассейне и в Дуньхуане¹¹.

Первый перевод и разбор орхонских надписей был издан в 1896 г. профессором Томсеном. Много потрудился над разбором и чтением надписей академик В.В. Радлов, посвятивший этому памятнику обширное исследование. В 1922 г. В. Томсен издал новый перевод надписей в третьем томе своего собрания сочинений¹². Некоторые места орхонских надписей еще вызывают различные толкования, но нам представляется, что перевод академика В.В. Радлова и П.М. Мелиоранского¹³ во многих случаях ближе подходит к смыслу оригинала, чем новый перевод В. Томсена.

Тюркские племена кочевали на громадном пространстве от Монголии на востоке до Западного Туркестана на западе¹⁴. В орхонских надписях упоминаются некоторые из этих племен, входивших в состав западного и восточного ханств. К северу от орхонских тюрков сидели тюрки-огузы, или токуз-огузы (т. е. «девять огузов»)¹⁵, называемые в надписях то врагами орхонских тюрков, то союзным племенем, из которого происходил ханский род, стоявший во главе Восточнотюркского ханства. Это был мощный союз племен, с которым орхонским тюркам пришлось вести долгую и упорную борьбу. Эти огузы кочевали к северу от ставки орхонских ханов, помещавшейся у подножья горы Отюкен, расположенной, вероятно, в Хангае недалеко от р. Орхон¹⁶. Около 680 г. тюрки-огузы имели своего кагана, который состоял вассалом китайского императора. К северу от токуз-огузов, за Кёгменьской чернью в верховьях Енисея, кочевало многочисленное племя кыргызов (кит. цзяньгунь, сравн. монг. кыркун),которое, как мы уже упоминали, известно было китайцам в ханьскую эпоху. Во главе кыргызского народа стоял также каган. В двух местах орхонских надписей (IE, 20; IIЕ, 17) говорится, что каган восточных тюрков пожаловал титул кагана кыргызскому владетелю.

Западные тюрки составляли десять племен, из которых пять кочевало к северу от р. Или, а пять — к югу от нее. В орхонских надписях эти десять племен называются он ок, т. е. «десять стрел» (согласно чтению В. Томсена). Одно время среди них возвысилось племя тюргешей (кит. дуцишэ), к которому принадлежали последние каганы западнотюркской орды. Ставка тюргешского кагана помещалась на р. Чу. Между Алтаем и верхним Иртышом, а также в Тарбагатае кочевали тюрки-карлуки (кит. гэлолу), хан которых, упомянутый в орхонских надписях, носил титул ябгу.

На восток от карлуков, в степях Джунгарии и по обоим склонам Монгольского Алтая, кочевали многочисленные поколения тюрков-тёлесов, среди которых особенно выделялось племя сыртардушей. Около Бешбалыка¹⁷ сидели оседлые басмалы (кит. басими), племя, вероятно, смешанного происхождения, во главе которого стоял хан, носивший титул идукута, т. е. «святое величество», впоследствии заимствованный уйгурами. У Махмуда Кашгарского (1, 30) басмалы числятся вместе с племенами, имевшими свой особый язык, хотя и говорившими по-тюркски.

По рекам Селенга и Тола в Северной Монголии сидели уйгуры, владетель которых носил титул эльтабира и которых мусульманские источники часто относят к токуз-гузам (токуз-огузы). (Другая ветвь уйгуров сидела в горах около Баркёля на востоке Таримского бассейна¹⁸.) Уйгуры сыграли выдающуюся роль в истории тюркских племен, и их культурное влияние было значительным и впоследствии при дворе великих монгольских ханов XIII в. Уйгурам посвящена гл. 257 «Цзю Таншу», где они названы хойху. В этой главе говорится, что в эпоху Северной Вэй (386–558) уйгуры назывались гаочэ (гаоцзюй). В анналах Северной Вэй сообщается, что племена тюрков-гаочэ происходили от хуннов. Исконные их кочевья в эпоху хуннского преобладания в монгольской степи лежали в Южной Монголии, к западу от Желтой реки. В конце IV в. н. э. эти племена перекочевали на север от Центральной Монгольской Гоби, к востоку от р. Ховд. Согласно китайским анналам, эти гаочэ входили в состав конфедерации племен телэй (тёлесы) и признавали сюзеренитет тюрков-туцзюэ на Орхоне. В начале VII в. (627 г.) тюрки-гаочэ восстали вместе с тремя другими племенами тюрков-тёлесов и объявили себя самостоятельной ордой, приняв название хойху (уйгур). Первоначально ставка уйгурского владетеля находилась на р. Солин (Селенга), но в правление хана Пуса она была перенесена на р. Тола, а в 629 г. хан Пуса послал посольство к императорскому двору в Чанъань. Наследник хана Пуса, Хули селифа Тумиду, покорил племя сеяньто, перешел Хэланьшань (Алашань) к Желтой реке и в 630 г. признал себя вассалом Китая. С этого времени кочевья хойху стали называться административным районом Ханьхай¹⁹.

В орхонских надписях впервые упоминаются также монголы-татары, названные в надписях токуз-татар или отуз-татар (т. е. «девять» или «тридцать татарских племен»), кочевавших на востоке Монголии в бассейне Керулена²⁰.

В орхонских надписях встречаются еще племя байырку (кит. баегу), сидевшее у оз. Байкал, и племя аз, имя которого академик В.В. Бартольд сближает с племенным названием енисейских остяков — ассин²¹.

Широкая разбросанность тюркских племен по всему пространству Монголии, сопредельной Джунгарии, Алтаю и Притяньшанью объясняется событиями, имевшими место после падения Хуннской империи, образования орды тюрков-сяньби и империи жуань–жуаней–аваров.

В середине VI в. среди тюркских племен, кочевавших по Алтаю, возвысился хан Тумынь, именуемый в орхонских надписях Бумын-каганом (545–553). Китайские анналы говорят, что хан тюрков происходил из рода Ашина. Источники отмечают, что тюркские кочевые племена не знали определенной организации и в условиях кочевого быта не нуждались в твердой государственности. Ханы-военачальники появлялись у кочевников лишь в периоды нарастания национального самосознания и вытекающего из него стремления к экспансии либо в периоды частых междоусобий, происходивших в степи, когда одному из ханов-вождей удавалось объединить под своею властью несколько племен, или поколений, кочевников, и образовать орду, которая и являлась основой кочевых империй, всегда обширных, но кратковременных. При Бумын-кагане тюркская орда значительно усилилась, хотя и продолжала входить в состав Жуань-жуань-аварской империи. Набеги тюрков на китайские границы вынудили Западную Вэй послать в ставку тюркского хана посольство (545 г.) — факт, указывающий на возрастающее значение тюркской орды. В 551 г. мир, заключенный между тюрками и Китаем, был скреплен браком. Этому предшествовало важное событие, положившее начало самостоятельности тюркской орды. Около 546 г. тюрки-тёлесы задумали совершить набег на жуань-жуаней, империя которых начинала проявлять признаки упадка. Намерение их было раскрыто, и Бумын-каган, действуя как вассал жуань-жуаней, выступил против тёлесов и разбил их наголову. В награду Бумын-каган потребовал себе руки аварской княжны, но Анагуй, хан жуань-жуаней, отклонил это требование тюркского хана со словами: «Не есть ли ты мой данник-кузнец?» Отказ этот явился причиной восстания Бумын-кагана против жуань-жуаней. В 552 г. тюрки совершают неожиданное нападение на жуань-жуаней и наносят им решительное поражение, причем хан Анагуй покончил с собой. В своем восстании Бумын-каган получил содействие со стороны Китая, в интересах которого было разгромить обширную Жуань-жуань-аварскую империю. Китайские войска одновременно атаковали жуань-жуаньского хана Поломэня, кочевавшего в Алашани в Южной Монголии.

Дошедшие до нас письменные источники позволяют нарисовать картину кочевого феодального строя Тюркской империи VI–VIII вв. такой, какой ее создал Бумын-каган. В гл. 84 «Суйшу» сохранилось описание кочевого строя тюркских племен, которое в общих чертах напоминает повествование Феофилакта Симокатского. Основанный Бумын-каганом союз племен, или эль, управлялся обычным правом кочевников, или möpÿ. Возглавлявший такой союз каган, именуемый в рунических надписях пышным титулом: «подобный Небу, Небом поставленный мудрый хан (Бильге-хан) тюрков», правил народом властью, данной ему «Синим Небом», которое называется также «тюркским небом». Во главе народа стоял правящий слой, образованный феодальной аристократией, которая делилась на три степени:

1) шады или шадапыт (к этой степени принадлежали и ябгу) — князья-феодалы, родственники ханского дома;

2) таркат — дворяне, вероятно, соответствовавшие дворянам-тайджи среди монголов маньчжурской эпохи;

3) буйюруки — вассалы-дружинники.

Академик В.В. Бартольд²² считает, что слово шад произошло от иранского шах — «царь», с монгольским (жуань-жуань-аварским) окончанием мн. числа. Во время празднеств шады сидели по правую руку хана, а таркаты и буйюруки — по левую. Кроме этих главных степеней аристократии в надписях упоминаются еще беки, каковым словом, вероятно, обозначались феодалы вообще. Беки были окружены огланами и огушами, т. е. вассалами и дружинниками²³. Встречаются в надписях и тегины, этот титул носили младшие сыновья кагана (сравн. монг. отчiгiн).У западных тюрков имелись еще тамгачи — «хранители печати», или чиновники. Далее в надписях упоминаются простолюдины, кочевой народ — кул и кара будун (чернь) (сравн. монг. херā хун (хÿмÿн)).

Из орхонских надписей явствует, что неоднократно происходили в степи столкновения между представителями степной аристократии и кочевым народом. Этими междоусобицами ловко пользовались китайцы — «табгач будун» надписей. Многие представители тюркской военной аристократии шли на службу к китайскому императору и многократно дрались против своих же соплеменников. Вооружение тюркских воинов состояло из панциря, лука, сделанного из рога, пики, сабли (шашки) и короткого меча, сходного со скифским акинаком²⁴. Законы были суровы и отражали примитивный родовой строй кочевой империи, созданной на военно-феодальных началах. Убийство каралось смертью, насилие и изнасилование — кастрацией и разрезанием тела виновного на две части, побои и поранения наказывались штрафом, за воровство причитался десятеричный штраф или компенсация в пользу пострадавшего.

Орхонские надписи мало говорят о религиозных верованиях тюрков. Кроме Неба в них часто упоминается «тюркская земля и вода». Упоминается также богиня Умай, покровительница детей, почитание которой сохранилось еще у тюрков Алтая. Китайские анналы сообщают, что тюрки поклонялись духам земли, воздуха и воды и особенно чтили огонь, что указывает на старый шаманский культ, распространенный и среди монгольских племен. Сюань Цзан, посетивший ставку западнотюркского хана, отмечает поклонение огню²⁵. У Мухаммеда Ауфи также встречается упоминание об огнепоклонниках среди тюркских племен²⁶. На восьмой день пятого месяца совершалась жертва божеству Неба (Тенгри) на берегу реки. В жертву Небу приносились кони, быки и бараны. Кроме божеств и духов природы древние тюрки чтили духов умерших предков, которым хан ежегодно совершал жертвоприношение. Среди тюрков были и шаманы, предсказывавшие будущее и служившие посредниками между людьми и грозными силами природы. Проникали к тюркам и религиозные верования соседних оседлых народов. По словам китайских анналистов, Бильге-хан (716–734) возымел даже намерение построить у себя в ставке буддийский храм, но его отговорил советник Тоньюкук, опасавшийся, что буддизм, смягчив нравы, отразится на воинственном духе тюрков-кочевников. В этом мнении советника хана выразилось постоянное стремление кочевника-степняка избегать смягчающего влияния оседлой культуры.

Довольно подробно описан китайскими анналами похоронный обряд древних тюрков. Все китайские источники сходятся в свидетельстве о существовании обряда сожжения покойника у тюркских племен²⁷. «Берут верхового коня покойного, так же как и его одежду и вещи, принадлежавшие ему, и предают огню вместе с телом умершего»²⁸. В знак траура и печали родственники и соплеменники обрезали себе волосы, делали надрезы на ушах и щеках. У могилы вождя-хана складывали подношения: верховых коней, черных соболей и белок²⁹. По некоторым сведениям, тело умершего сажалось на коня, с которым и сжигалось³⁰. Тело предавалось огню через несколько дней после смерти, а пепел погребался только после смены времени года. На восьмой день пятого месяца творились поминки и приносились жертвоприношения духам.

Тюркский погребальный обряд, который в общих чертах напоминает погребальные обряды других кочевых племен Средней Азии, рано подпал под влияние китайской обрядности, занесенной в степь посольствами китайских императоров, посланными в ставку кочевых ханов с выражением соболезнования. Так, в «Цзю Таншу» (гл. 194, с. 19) читаем: «В двадцатом году (период кайюань) умер Кюль-тегин. Указом было предписано Чжан Цюйи, с титулом Цзиньву цзянцзюнь, и Лю Сяну, с титулом Дугуань ланчжун, отправиться в территорию варваров при императорском письме, чтобы передать соболезнования и принести жертвы. Тот же указ предписывал установку погребальной стелы, для которой сам император составил надпись. Построен был мавзолей и было высечено каменное изображение (покойного). На четырех стенах (мавзолея) изобразили подвиги Кюль-тегина». Среди каменных изображений, помещавшихся на могилах древнетюркских ханов, следует различать изображения погребенного хана и камни-балбалы, ставившиеся по числу убитых и покоренных им врагов³¹. Еще не решен вопрос, являются ли намогильные каменные изваяния заимствованием из Китая, или же они представляют собой древний тюркский обычай. На могиле Ли Шиминя (император Тай-цзун) стояло 14 статуй, изображавших побежденных им врагов³². Профессор В.Л. Котвич, посвятивший вопросу древнетюркских погребений специальное исследование, склонен считать намогильные изображения за древний тюркский обычай и что влияние Китая сказалось только в деталях и орнаментике³³. Китайские мастера, приглашенные в ставки кочевников, лишь китаизировали местные обычаи.

Отличительным признаком всех намогильных каменных изваяний, широко разбросанных по степному поясу Средней Азии и Южной России, является чаша или кубок в правой руке, плотно прижатой к туловищу. На некоторых из них кроме чаши в правой руке можно видеть рукоять короткого меча (акинака) в левой руке³⁴. Встречаются многочисленные памятники (из Западной Монголии, Семиречья, Туркестана, Бахмута и юга России) с чашей в обеих руках, причем чаша или кубок держится ниже пояса. Значение чаши или кубка на намогильных изваяниях до сих пор еще не выяснено. Мы считаем, что профессор В.Л. Котвич³⁵ правильно указывает, что чаша предназначалась для возлияний. Несомненно, что возлияния и чаши играли известную роль в погребальном обряде и религиозном культе среднеазиатских кочевников. В «Тун цзянь ганьму» (гл. I, с. 21) говорится о возлияниях при жертвоприношениях. Монголы приносили в жертву огню чашу, наполненную кумысом или айранной водкою³⁶. У аларских бурят существует обычай разбивать чаши при похоронах³⁷. У вотяков душам умерших устраивался пир, во время которого старший из присутствовавших родственников после молитвы брал в руки наполненный питьем кубок и обращался к душам умерших со словами приветствия³⁸. Следы обряда поднесения чаши с вином или айранной водкой сохранились и в сказании о Гесаре. Так, Гесар поднимается на небо и подносит своей бабушке Манзан-Гöрмö семь чаш, сделанных из черепов семи черных кузнецов и наполненных вином³⁹. Нам представляется, что каменные намогильные изваяния изображали покойного предстоящим перед божеством с чашей для возлияний в руках. В Монголии и Тибете и по сей день население поклоняется каменным изображениям и менгирам, причем изображение мажется маслом и поливается молоком, которое приносится в чаше или сосуде⁴⁰. В Тибете этот обряд возлияния особенно распространен среди последователей бона, т. е. добуддийского шаманского культа, а также в виде пережитка и среди буддийского населения. Несомненно, что и в Монголии этот обряд представляет собой пережиток древних верований добуддийского периода.

К этому же типу изображений следует, вероятно, отнести и небольшие бронзовые человеческие фигурки с чашей в руке, поразительно напоминающие каменные намогильные изображения, которые встречаются в Юго-Восточной Монголии вместе с так называемыми ордосскими бронзами.

Китайские анналы единодушны в том, что обычаи древних тюрков-туцзюэ были сходны с обычаями хуннов. Тюрки носили меховое и шерстяное одеяние, причем запахивали левую полу халата⁴¹. Согласно одному источнику, они не имели своей письменности и число требуемых людей, коней, скота и податей считали по зарубкам на дереве. Вместо приказа употреблялась стрела с золотым наконечником, снабженная печатью-тамгой (обычай этот еще сохранился в Тибете, где приказы правительства рассылаются прикрепленными к стреле, т. наз. mda´-yig, или «стрела-письмо»). Согласно другому источнику, письмена древних тюрков-тюцзюэ походили на письмена народов ху, т. е. западных варваров, или среднеазиатских иранцев⁴².

Бумын-кагану наследовал его сын Мухань (553–572), правление которого было наполнено борьбою с хуннами-эфталитами и киданями, кочевавшими в Восточной Монголии. В короткое время тюрки-туцзюэ завладели всем степным поясом от Великой Китайской стены на востоке до Сырдарьи на западе, где вошли в соприкосновение с ханством хуннов-эфталитов. Главная часть жуань-жуань-аварской орды принуждена была уйти на запад, как это сделали некогда хунны.

Первые известия об аварах в Юго-Восточной Европе относятся к 558 г.⁴³ Феофилакт Симокатский (VII, 7) называет этих аваров, появившихся в Европе, псевдоаварами в отличие от настоящих аваров, которые, согласно ему, были разбиты тюрками и остатки которых бежали в Китай и в кочевья народа мукри (вероятно, тунгусское племя, известное китайцам под названием муцзи или мохэ). На своем пути через причерноморские степи авары сталкиваются с тюркскими (хуннскими) племенами утигуров, кочевавшими в степях к востоку от Дона, а затем с племенем кутургуров, кочевавшим к западу от Дона по берегам Азовского моря. Эти племена некогда входили в состав хуннской орды. Часть утигуров, которых в VI в. стали называть болгарами, была оттеснена новыми пришельцами на север, где и осела в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье. Другая часть утигуров ушла вместе с аварами на запад и достигла Дуная. В западной части Причерноморья авары столкнулись со славянскими племенами, с так называемыми антами (вероятно, восточные славяне). Славянам, сидевшим по берегам нижнего Днепра, удалось отразить набег аваров, которые повернули на юго-запад, в Добруджу, каковую заняли в 562 г. Еще в 558 г. ко двору императора Юстиниана I прибыли аварские послы, которые просили мест для поселения. Послы были приняты с большими почестями, и император обещал платить аварскому кагану ежегодную сумму, взамен чего аварский каган обязался не нарушать границ Византийской империи. Договор этот оставался в силе до самой смерти императора Юстиниана I, последовавшей в 565 г. В 567 г. под начальством своего хана Баяна, действуя в союзе с лангобардами, авары уничтожили войско гепидов на берегах Тиссы. Весною 568 г. лангобарды под давлением аваров двинулись в сторону Италии, а авары заняли Паннонию. В царствование императора Юстина II (565–573) события на дунайской границе империи принимают грозный оборот. Аварский каган требует себе город Срем на Саве, считавшийся стратегически важным пунктом, и стремится утвердиться на южном берегу Дуная. С 580 г. войскам Византии пришлось постоянно иметь дело с аварскими отрядами. В союзе с аварами действуют славянские племена, которые переняли от аваров их военную организацию и тактику. Из среднеазиатских степей авары принесли с собою многовековые навыки степных набегов и степной конной маневренной войны. Становились авары военными лагерями, укрепленными рвами и частоколами, которые назывались хрингами (сравн. курень, письм. монг. kürige ~ küriye, хуре).В центре такого укрепленного лагеря помещался шатер хана. Подобные укрепленные лагеря располагались на небольших расстояниях друг от друга. Главный лагерь, где хранилась ханская казна, лежал между Дунаем и Тиссой.

В 619 г. авары и их союзники славяне занимают Далмацию, Македонию и Фракию и затем, на подступах к Константинополю, прорываются через «стены Анастасия» и угрожают второй укрепленной линии византийской столицы — «стенам Феодосия». В 625 г. авары в союзе со славянами и болгарами снова атакуют Константинополь, подойдя под самые стены города. Однако защитникам его удалось уничтожить неприятельские суда, после чего аварам и их союзникам пришлось снять осаду. 8 августа 625 г. авары отступили. В рамки настоящего труда не входит подробное изложение судеб аварского народа в Восточной Европе. Отметим только, что в 796 г. авары были окончательно разбиты Карлом Великим. После этого поражения часть аваров приняла христианство и вошла в состав Франкской империи. Не будучи в состоянии отражать постоянные набеги славян, аварский хан в 805 г. просил Карла Великого назначить ему земли для поселения в пределах империи франков.

Мы уже упоминали, что византийские историки различают между аварами и псевдо-аварами и называют европейских аваров — ούαρχωυτται. Наукой еще не выяснено, принадлежали ли аварские племена, появившиеся в Европе, к настоящим аварам или к псевдоаварам.

Часть аварских племен, остававшихся в монгольской степи, к 553 г. под давлением тюрков откочевала в пределы Китая на территорию владения Ци в долине р. Бэйхэ. Владетель Ци отбил нападение тюрков и преследовал их до хр. Иньшань в Юго-Восточной Монголии. Авары получили разрешение кочевать в пределах его владения, но впоследствии были, видимо, выданы тюркам.

При кагане Мухане произошло разделение новосозданной Тюркской империи на западную и восточную орду. Дядя Муханя — Иштами-синь-ябгу⁴³(кит. Шэдяньми) получил в удел область Или и часть Западного Туркестана, а самому Муханю достались исконные кочевья тюрков в монгольской степи. Центр Западнотюркского ханства лежал в районе Или, причем ханская ставка помещалась либо у подножья Актага (Тянь-Шань) между г. Куча и р. Текес, либо на р. Талас недалеко от Токмака. В состав западнотюркской орды входили десять тюркских племен, а во главе этого объединения племен стоял хан с титулом ябгу (также багатур-ябгу). Центр Восточнотюркского ханства («Цзю Таншу» называет их северными тюцзюэ, а «Таншу» — восточными туцзюэ) находился на Орхоне, в районе расположения древних кочевых ставок Хуннской и Жуань-жуань-аварской империй. В течение некоторого времени хан восточных тюрков, как обладатель исконных кочевий тюркского племени, считался старшим ханом.

В 556 г. восточные тюрки совместно с Западной Вэй разбивают народ туюйхуней (тюрки-сяньби) на Кукуноре. В 568 г. император У-ди династии Северная Чжоу, сменившей Западную Вэй, женится на тюркской княжне из рода Ашина, дочери Мухань-кагана, и посылает своему тестю, тюркскому кагану, ежегодную дань шелком и парчою. Это сообщение китайских анналов свидетельствует о могуществе и значении Восточнотюркского ханства⁴⁶. В 572 г. умер хан Мухань, и на тюркский престол вступил его младший брат Тобо (572–581). По вступлении на престол хан Тобо получил в жены принцессу императорского дома из Китая, а также подарки шелком и парчою. Однако эти знаки внимания и почета не остановили тюрков от совершения набегов на китайские границы, и уже в 578 г. тюрки нарушили мир, чтобы снова заключить его в следующем году, причем тюркскому хану снова была послана принцесса императорского дома.

В первом томе настоящего труда мы уже упоминали, что хан западных тюрков Иштами, в союзе с сасанидским царем Хосровом Ануширваном, разбил хуннов-эфталитов (между 563–567 г.). После поражения последних западные тюрки захватили Фергану и Согдиану, и Амударья сделалась границею между ханством западных тюрков и сасанидским Ираном. Однако союз с Ираном был вскоре нарушен тюрками, стремившимися захватить в свои руки выгодную торговлю между Византией и Ближним Востоком и Китаем. Мы уже видели, что торговля эта находилась в руках парфян, от них ее наследовали Сасаниды, при которых наблюдается усиление иранского влияния в Средней Азии. Хан Иштами пытался добиться от Хосрова разрешения на свободный проход торговых караванов через сасанидские владения, но получив отказ, предпринял попытку договориться с Византией, соперницей сасанидского Ирана. И в этом случае в качестве посредников между тюрками и византийцами выступили согдийские купцы, заинтересованные в торговле с Китаем и Ближним Востоком. С предложением военного союза был послан к византийскому двору согдиец Маннах (567/8 г.). С ответным посольством (568/9 г.) к тюркам прибыл византийский посол Земарх. Пройдя через испытание огнем, Земарх был допущен в ставку тюркского кагана, помещавшуюся у Актага. Роскошь ханской ставки описана у Менандра⁴⁷, который говорит о богатстве серебряной и золотой утвари и между прочим упоминает о серебряных изображениях животных. Византийский посол сопутствовал хану в походе против Ирана. На обратном пути Земарх, сопровождаемый тюркским чиновником с титулом тархана, прошел через Яик и Волгу, на запад от которой он упоминает тюркское племя угров.

После посольства Земарха некоторое время продолжался обмен посольствами между Византией и ставкою тюркского кагана. Так, Константинополь посещается тюрком Ананкастом (вероятно, согдиец на службе тюркского хана), Византия посылает посольства Евтихия и Валентина, Иордана и Павла Киликийского⁴⁸. Посольство Валентина (576 г.) имело официальное поручение известить тюркского кагана о восшествии на престол императора Тиберия и возобновить договор, заключенный Земархом. Валентин не застал в живых хана Иштами и был прият его сыном и наследником ханом Тарду (греч. Τάρδου, кит. Дату, 576–601). Валентину довелось присутствовать при церемонии в память почившего хана Иштами, устроенной ханом Турксантом, братом кагана Тарду, в течение которой были принесены в жертву несколько коней и даже четыре пленника. Византийскому послу пришлось в знак траура изрезать себе лицо, согласно тюркскому обычаю.

Развернувшиеся между 571–590 г. военные действия между Византией и Ираном крайне осложнили положение посольства Валентина. В 576 г. тюрки в союзе с вождем утигуров Анагаем напали на Боспор Киммерийский (Керчь). Тюркскому кагану не удалось заключить военного союза с Византией против Ирана, и хану Тарду пришлось одному выступить против Сасанидов. В ходе успешных военных операций тюрки сумели захватить Бактрию—Тохаристан. До этого времени хан восточных тюрков на Орхоне почитался, как мы уже видели, верховным, или старшим, ханом, но после успешной войны против Ирана хан Тарду объявил себя самостоятельным около 580/81 г. (китайские анналы относят разделение Тюркской империи на два ханства к 582 г.)⁴⁹. Весьма вероятно, что это отпадение Западнотюркского ханства совпало со смертью восточнотюркского хана Тобо, последовавшей в том же году. В этом разделе Тюркской империи на две орды приняли участие и китайские агенты правящей династии Суй (581–618), которой удалось объединить Китай и которая стремилась ослабить возрастающую мощь тюрков. Чтобы поднять значение хана западных тюрков, китайский император пожаловал хану Тарду бунчук с навершием в виде головы волка — знак верховной власти среди тюрков.

После смерти хана Тобо в кочевьях восточных тюрков вспыхнули смуты. Умершему хану наследовал его сын Яньло, но против него восстал Далобянь, сын Муханя, который вынудил его отказаться от престола в пользу Шаболяо (582–587), или Шэту, сына хана Коло. В 582 г. хан Шаболяо ходил походом в Китай, но затем вступил с ним в переговоры, стремясь обеспечить себя с этой стороны для действий против западных тюрков, которые стремились захватить первенство среди тюркских племен и которых поддерживали китайцы. В 584 г. хан западных тюрков Тарду встретился с китайским императором в Ганьсу и выразил ему свою покорность. Однако усиление Западнотюркского ханства заставило китайские власти переменить свою политику и оказать поддержку восточным тюркам на Орхоне. Влияние западных тюрков стало проникать далеко на запад, и отголоски его появились в причерноморских степях. Мы уже упоминали, что в 576 г. тюрки напали на Боспор Киммерийский. В 581 г. они подступили к Херсонесу Таврическому, причем византийское владычество в Таврии было восстановлено лишь к 590 г.

В 587 г. скончался хан Шаболяо, и ему наследовал Чулохоу, получивший известность под именем хана Мухоу. При нем восточные тюрки разбили западных тюрков, причем в бою погиб уже упомянутый восточнотюркский князь Далобянь, сын хана Муханя, который бежал к западным тюркам. Усиление восточных тюрков и постоянная опасность набегов вынудили Китай принять меры к охране северных границ империи. Так, еще в 585 г. китайцы построили новую укрепленную линию к северо-западу от Желтой реки.

Хану Чулохоу наследовал его племянник Юнулу, вступивший на престол под именем Дуланя (587–599).

К 597 г. среди восточных тюрков появился вождь Тули (597–609). Китай, всегда стремившийся использовать любую возможность ослабить военную мощь кочевников, не замедлил признать Тули ханом и всемерно поддержал его в борьбе с Дуланем. В 599 г. Тули сообщил императору, что хан Дулань подготовляет набег на Китай. Дулань, поставленный в известность о действиях хана Тули, принужден был сблизиться с западными тюрками и заключить с ними соглашение. Их соединенным силам удалось разбить хана Тули, который бежал в сопровождении немногих всадников и своего китайского советника. Китаю пришлось двинуть войска против соединенных сил западных и восточных тюрков, которые оказались хозяевами положения в степи и успешно ликвидировали восстание хана Тули, поддержанное китайцами. Источники сообщают, что китайскому генералу Гао Фаню удалось нанести поражение хану Дуланю, а генерал Янь Су разбил войска западнотюркского хана Тарду. Китаю, однако, не удалось восстановить хана Тули, который был поселен с 10 тысячами приверженцев на территории теперешнего Ордоса в пределах китайских укрепленных линий, причем ему была поручена охрана границы.

После поражения хан Дулань был убит своими же подданными, и среди тюркских племен возвысился хан западных тюрков Тарду, который и провозгласил себя великим каганом тюрков. Возвышение хана западных тюрков прошло не без смуты, и многие поколения восточных тюрков откочевали на Желтую реку к хану Тули. К 598 г. относится письмо тюркского кагана византийскому императору Маврикию⁵⁰. Этим каганом был хан Тарду, возглавивший кратковременное объединение западных и восточных тюрков. Под 600 г. упоминается набег хана Тарду на границы Китая, который окончился неудачно для тюрков. Следом за этим поражением среди западных тюрков вспыхнула междоусобица, вызванная восстанием тюрков-тёлесов, и хану Тарду пришлось бежать к туюйхуням на Кукунор, где он, вероятно, и умер. Так окончил жизнь один из наиболее выдающихся из тюркских ханов, сумевший объединить под своею властью обе орды тюрков.

К 603 г. на территории Западнотюркского ханства образовалось два новых ханства тюрков: илийское и чачское, которые постоянно враждовали между собою. Китай не замедлил воспользоваться смутами среди тюркских племен, и император Ян-ди (605–617) оказал помощь чачским тюркам, которые разбили тюрков илийских. Одновременно Китай снова предпринял действия к восстановлению своего влияния в Таримском бассейне. Тюрки, поселенные вдоль северных границ Китая, принимали неоднократное участие в китайских походах против кочевников и оседлых владений Таримского бассейна. Так, в 605 г. тюрки, входившие в орду хана Тули, участвовали в походе против киданей, набеги которых беспокоили северо-восточные границы Китая. Эти тюрки составили около двадцати полков конницы общей численностью в 20 тысяч человек. В китайских анналах, где сохранилось описание этого похода, приводятся интересные подробности военной организации этих полков кочевников и походного движения. Например, сообщается о том, что войска управлялись сигналами на трубе и барабане. Экспедиционный корпус находился под начальством генерала Вэй Юня. Поход отряда окончился полным успехом. Тюрки распустили слух, что идут на Корею, и кидани пропустили их глубоко в свои кочевья. Когда же отряд подошел к ставке киданей, то неожиданным нападением он захватил ставку и нанес противнику жестокое поражение, причем многие из киданей были уведены в плен.

Среди западных тюрков продолжалась междоусобная война. К 605 г., в правление [малолетнего] хана Чуло, его войсками были покорены племена тюрков-тёлесов и сыртардушей, но вскоре тёлесы снова восстали и разбили войска хана Чуло. К этому времени среди тёлесов возвысился хан Мохэ, который подчинил своей власти Иву (Хами), Цзюйши (Турфан) и Яньци (Карашар). Около 609 г. китайские войска снова заняли Иву (Хами) и Цзюйши (Турфан), и в том же году была снаряжена военная экспедиция против туюйхуней на Кукуноре. В этом походе против туюйхуней участвовали тюрки-тёлесы. После разгрома туюйхуней, хан которых бежал в горы к тибетцам, в их кочевьях была введена китайская администрация и территория была разделена на уезды (сянь). Император Ян-ди лично принимал энергичное участие в умиротворении пограничных районов и совершил ряд продолжительных поездок вдоль границ. Так, в 609 г. он посетил Северо-Западный край. В этот период особенно поднялось значение Чжанъе (Ганьчжоу) как торгового центра и опорного пункта в китайской системе обороны пограничного района.

В конце 609 г. умер восточно-тюркский хан Тули, и ему наследовал хан Шиби (609–619). В 615 г. император Ян-ди снова совершил поездку в укрепленный район. К этому времени отношения с тюрками, сидевшими в Ордосе, успели испортиться вследствие неумелой попытки китайского пограничного начальства ввести среди ордосских тюрков деление на два отдельных владения. Хан Шиби порвал с Китаем, и когда император Ян-ди посетил Ордос, последний вынужден был отсиживаться в осажденном тюрками Яньмэне (Шопинфу в северном Шаньси), пока тюрки не сняли осады, получив ложное сообщение о набеге уйгуров на северные границы ханства. После осады Яньмэня тюрки продолжали беспокоить китайские границы, и в 616 г. Ли Юаню, князю удела Тан, пришлось вести с ними борьбу.

После восстания против династии Суй, в 618 г., Ли Юань (567–626) взошел на престол империи под именем Гао-цзу (618–626) и основал одну из величайших династий средневекового Китая со столицей в Чанъане, которая продержалась до 907 г. В своей борьбе за власть Ли Юань получил содействие со стороны тюрков, которые постоянно стремились поддержать смуты в пределах Китая. В 617 г. хан Шиби заключил договор с Ли Юанем, но уже в 619 г., ввиду быстрого роста могущества танского владетеля, решил вмешаться во внутренние дела империи. Весною того же года тюркская конница перешла Желтую реку, чтобы выступить на стороне мятежников Лян Шиду (Ордос) и Лю Учжоу (северное Шаньси), которые считались вассалами тюркского хана. От угрозы неотвратимой войны Китай был спасен лишь смертью хана Шиби. Ему наследовал его младший брат Чуло-хан (619–620), который ограничился оказанием поддержки тюркским вассалам Лян Шиду и Лю Учжоу. Операция последнего против Тайюаньфу развивалась настолько успешно, что положение быстро приняло грозный для танского владетеля оборот, и потребовалось вмешательство молодого и талантливого Ли Шиминя, сына Ли Юаня, чтобы спасти Шаньси от разгрома.

После смерти Чуло-хана на ханский престол взошел энергичный Сели-хан (620–630). Подстрекаемый своей супругою Ичэн, принцессой низложенной династии Суй, в 622 г. он вторгся во главе 150 тысяч всадников в пределы Шаньси. Одновременно вторая тюркская армия вторглась в пределы Ганьсу. Поход этот не принес славы тюркским вождям. Отряд тюркской конницы потерпел поражение при Фэнчжоу в Шаньси, а действовавшая в Ганьсу вторая армия была отброшена обратно в степь. Хану Сели пришлось отступить. В 623 г. тюрки, оправившись от поражения, снова начали беспокоить Ганьсу. В 624 и затем в 626 гг. хан Сели совершил большой набег на долину р. Вэйхэ и проник глубоко в китайскую территорию, тюркские отряды доходили до Чанъаня, причем был даже поднят вопрос о перенесении столицы.

В 626 г. на китайский престол вступил Ли Шиминь (597–649), талантливый полководец, много содействовавший своему отцу Ли Юаню. Ли Шиминь (или император Тай-цзун) явился одним из величайших императоров Китая и восстановителем китайского сюзеренитета в Средней Азии. Чтобы обезопасить границы империи, Тай-цзун прибег к испытанному средству — разъединить тюркских ханов. Уже в 624 г. ему удалось восстановить против Сели-хана тюркского князя Дули, который даже перешел на сторону китайцев, а также сильное тюркское племя уйгуров, сидевших около Баркёля. Зима 627 г. была необычайно снежной, и сильный падеж скота значительно подорвал силы кочевников. В степи начались смуты. Против Сели-хана восстали сыртардуши, и кагану пришлось ходить походом против непокорных. Несмотря на внутренние затруднения, Сели-хан все же напал на Китай в 630 г. со стороны Датуна (Шаньси). Набег был неудачен и имел для Сели-хана роковые последствия, так как заставил китайцев принять энергичные меры к ликвидации постоянной опасности на северной границе. Тем временем восставшие племена сыртардушей, уйгуров и байырку избрали нового вождя — Бильге-хана, которого китайцы не замедлили признать, причем в ставку новоизбранного хана было послано посольство. Все это чрезвычайно ослабило положение Сели-хана, и император Тай-цзун решил воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Против тюрков были двинуты крупные силы под общим командованием Ли Шичжи. Как и прежде, китайцы наступали в глубь степи широким фронтом от р. Луанхэ до Биньчжоу. 100 тысяч всадников под начальством генерала Ли Цзина, князя Жэнь Чэна (Ли Даоцзун) и Чжай Шао перешли границу и вторглись в степь. Отдельно действующий отряд, возглавляемый Ли Шичжи, вторгся в пределы кочевий тюрков со стороны Датунфу и настиг неприятеля недалеко от теперешнего Гуйхуачэна. Тюрки потерпели поражение, и Сели-хан с 40-тысячным отрядом отступил к горе Тешань к северу от хр. Иньшань. Под впечатлением поражения тюркский хан послал парламентеров с предложением заключить мир, но Тай-цзун приказал своим армиям продолжать наступление в глубь степи. Предложение хана Сели о перемирии являлось всего лишь уловкой, чтобы выиграть время и дать своим силам время отойти за пояс Центральной Монгольской Гоби в Хангай и там переждать до лета, когда состояние коней снова позволило бы выступить в поход против Китая. Пока шли переговоры, Ли Цзин неожиданно подошел в тумане к тюркскому лагерю и напал на противника. В жестокой сече погибло до 10 тысяч тюрков и около 100 тысяч было взято в плен.

Победителям досталось большое количество скота, лошадей и верблюдов. Среди убитых была и принцесса Ичэн, супруга Сели-хана, вдохновлявшая, как мы видели, китайскую политику тюркского вождя. Сам хан во главе с 10 тысячами всадников пытался бежать через Гоби, но Ли Шичжи, который шел ему наперерез, напал на него около урочища Чжикоу («Проход в пустыню»). Тюркский отряд был разбит. Хан Сели с немногими всадниками думал спастись бегством на юго-запад, к туюйхуням на Кукунор, но был схвачен князем Жэнь Чэном, посланным в погоню. Мы остановились несколько подробнее на описании этого похода по двум причинам: во-первых, поход 630 г. имел громадное значение в истории Восточнотюркского ханства; во-вторых, место сражения между китайцами и тюрками обычно помещали к северу от Центральномонгольского Гобийского пояса, тогда как на самом деле оно произошло на южной границе этого пояса, к северу от хр. Иньшань⁵¹.

Южная часть территории Восточнотюркского ханства оказалась оккупированной китайскими войсками и была присоединена к империи. Орхонские надписи оплакивают поражение тюркского оружия и порабощение народа, которое продолжалось полстолетия. Часть тюркских поколений не захотела подчиниться Китаю и рассеялась «в камни и черные леса», по словам надписи⁵². Тюркские аристократы получили китайские титулы, и даже сам плененный Сели-хан был сделан почетным генералом императорской гвардии. Контингенты тюркской конницы вошли в состав гвардии, и более 10 тысяч семей тюркских воинов было поселено в столице Чанъане. В тюркских кочевьях было введено китайское управление, и вся территория была разделена на десять районов с центрами в Динсяне и Юньчжуне. Поражение восточных тюрков отразилось и на тюркских племенах, кочевавших в Джунгарии и Восточном Тянь-Шане. Тюрки Баркёля не замедлили установить дружественные отношения с Китаем.

В 630 г. китайские войска снова заняли Иву (Хами), откуда было легко оказать давление на соседние владения Таримского бассейна и восстановить китайский сюзеренитет вдоль торговых путей к югу от Тянь-Шаня. В тохарском царстве Турфана (известного в китайских анналах под именем Гаочана, по-тюркски Хочо) со столицею в г. Кара-ходжа (совр. Идикут-шахри) правила с 507 г. династия китайского происхождения по имени Цюй. Турфанское царство, благодаря своей близости к районам оседлой китайской культуры в западном Ганьсу, всегда испытывало значительное ее влияние. Турфанский владетель Цюй Вэньтай поспешил и на этот раз признать сюзеренитет Китая. В том же 630 г. его примеру последовал Суфадэ (тохар. Swarnate < санскр. Suvarṇadeva)⁵³, владетель соседнего царства Кучи, где сидела туземная тохарская династия, исповедовавшая буддизм. В 632 г. посольства и дань к императорскому двору в Чанъань были посланы владетелями Яньци (Карашар) и Юйтяня (Хотан), где правила династия Вэйчэ. В 635 г. владетели Сулэ (Кашгар) и Соцзюй (Яркенд) также признали сюзеренитет китайского императора, и, таким образом, снова в городах Таримского бассейна были размещены китайские гарнизоны. Несколько ранее, в 631 г., сюзеренитет Китая был признан владетелями Согдианы. В 636 г. ко двору в Чанъань прибыло посольство тибетского царя Сонгцэна Гампо, объединителя тибетских племен, о котором нам еще придется подробнее говорить в разделе о Тибете.

Около того же времени китайский император решил покончить с тюркским племенем туюйхуней, кочевавших в районе Кукунора и постоянно беспокоивших китайские районы провинции Ганьсу. К 634 г. относится крупная операция императора Тай-цзуна против тюрков-туюйхуней, во главе которых стоял престарелый хан Фуюнь, впервые упомянутый китайскими анналами под 597 г. Китайцы сперва ограничились посылкою небольших отрядов, но после большого туюйхуньского набега на Ланьчжоу в Ганьсу Тай-цзун решил двинуть крупные силы против туюйхуней, набеги которых угрожали путям сообщения с Таримским бассейном и могли серьезно отсрочить осуществление китайских планов военных действий против западных тюрков. Во главе экспедиционного корпуса был поставлен генерал Ли Цзин, отличившийся в походе против Сели-хана. Отдельными отрядами командовали Хоу Цзюньчжи, Ли Далян и уже известный нам князь Жэнь Чэн (Ли Даоцзун). В состав корпуса входила и тюркская конница из вассальных племен пограничья. Китайские войска вторглись в пределы кочевий туюйхуней около Кушаня в районе Сининфу (Ганьсу). Князь Жэнь Чэн вынудил туюйхуней к отступлению, которые, отступая, зажгли за собою степь. Китайские войска были вынуждены разделиться на отдельно действующие отряды: Ли Цзин и Ли Далян двинулись за отступающими туюйхунями к Кукунору и нанесли кочевникам поражение в горах к западу от этого озера, причем победителям досталась богатая добыча. Генерал Хоу Цзюньчжи совершил замечательный рейд к оз. Вухай у истоков Желтой реки (вероятно, Орин-Нур или Джарин-Нур). Войскам пришлось двигаться по высокой нагорной области, где воду добывали путем растапливания льда и снега. Противник был застигнут у оз. Вухай и разбит. Покончив с неприятелем, Хоу Цзюньчжи пошел на соединение с Ли Цзином через Цайдам. Ли Цзин отправил навстречу Хоу Цзюньчжи отряд под начальством Ли Даляна — факт весьма интересный, показывающий, что в степной войне китайские отдельно действующие отряды постоянно действовали совместно и что взаимное информирование было хорошо поставлено. Соединенные силы Хоу Цзюньчжи и Ли Даляна нанесли окончательное поражение туюйхуням. Хан Фуюнь принужден был бежать и был убит своими же подчиненными. Установив снова китайский сюзеренитет в Таримском бассейне к югу от Тянь-Шаня и устранив постоянную угрозу со стороны кукунорской области, Тай-цзун мог думать о продолжении дальнейшего завоевания кочевий западнотюркских племен, сохранявших самостоятельность и бывших предметом постоянного беспокойства для китайских владений в Таримском бассейне. Без покорения западнотюркской орды кочевья восточных тюрков не могли считаться окончательно замиренными.

После победы в 611 г. кагана чачских тюрков Шегуя в состав его орды вошли кочевавшие на Алтае племена тюрков-сыртардушей. Около 618 г. Шэгую наследовал Тун-ябгу (618–630), который, как и его предшественник, кочевал в районе Или и Текеса (ханская ставка лежала в долине Текеса). Тун-ябгу продолжил дело объединения западнотюркских племен. На севере им были покорены тёлесы, на юго-западе его владения распространились в сторону Согдианы, причем он раздавал титулы местным владетелям, при которых им были учреждены должности тюркских резидентов (тудуны)⁵⁴.

В начале 630 г. ставку Тун-ябгу посетил знаменитый китайский паломник по святым местам буддизма и вероучитель Сюань Цзан, оставивший нам красочное описание ханской ставки и могущества тюрков, державших в своих руках торговлю между Китаем, Византией, Индией и Ираном. Прибыв в Турфан, Сюань Цзан получил рекомендательное письмо к западнотюркскому хану от турфанского владетеля, который состоял в родстве с ханом и являлся его союзником. Из Турфана путь Сюань Цзана лежал через Кучу — Кизил — Якаарык (Болуцзя) на Аксу. Откуда вверх по р. Аксу через перевал Бедель паломник достиг бассейна Нарына. В своих «Записках» Сюань Цзан рассказывает о трудностях горного перехода⁵⁵. Спустившись с гор, паломник достиг оз. Иссык-Куль (Жолай) и в городе Токмак (Суйе), на северо-запад от озера, был принят тюркским ханом Тун-ябгу.

Описывая ханскую ставку, Сюань Цзан отмечает: «Кочевники обладали многочисленными конями... Хан был одет в кафтан из зеленого атласа. Голова его была не покрыта, и только лоб был обвязан шелковою лентою, длиною в десять футов, которая ниспадала сзади. Его окружала свита в 200 человек воинов в парчовых одеяниях, с заплетенными волосами. Войска состояли из конницы и всадников на верблюдах. С длинными пиками, бунчуками и луками, одеты они были в шубы и в кафтаны из тонкой шерсти. Они были столь многочисленны, что глаз не мог охватить ux»⁵⁶.

Китайский паломник оказался, вероятно, в ставке Тун-ябгу во время одного из ежегодных курултаев, или съездов, князей, в течение которых происходили смотры войск и охоты-облавы, заменявшие у кочевников военные маневры. После одной такой охоты хан пригласил Сюань Цзана посетить ставку в Токмаке: «Хан жил в большой юрте, украшенной золотыми бляхами с изображением цветов, ослеплявшими своим блеском. Впереди дружинники разостлали два длинных ковра и сидели на них. Все были одеты в яркие парчовые одеяния. За ними стояла гвардия хана. Хотя это и был варварский князь, живущий в войлочной юрте, на него нельзя было смотреть без чувства уважения и восхищения»⁵⁷. Сюань Цзану довелось присутствовать на приеме китайских послов и посольства от турфанского владетеля. По распоряжению хана послам было подано вино под звуки музыки. «Хан пил с послами, вероучителю же он приказал подать отдельно виноградное вино. Гости все больше и больше оживлялись и предлагали друг другу чарки, чокались и залпом выпивали до дна. Не умолкая гремела музыка варваров юга и севера, востока и запада. Хотя это были мотивы полуварварские, они услаждали слух и радовали мысль и сердце. Затем подавали блюда с жареными бараньими тушами и вареной телятиной, которые предлагали приглашенным в большом количестве». Сюань Цзану было подано отдельно угощение, соответствовавшее его духовному званию. По окончании пира хан просил вероучителя изложить основы учения Будды. Благодаря покровительству тюркского хана Сюань Цзан мог благополучно продолжить свое путешествие. Хан распорядился послать специального чиновника проводить паломника до Капиши в долине Кабула. Дальнейший его путь лежал через местность Мин-булак («Тысяча источников»), т. е. район к северу от Кыргызского хребта (бывш. Александровский), где находилась летняя ставка хана, через Талас (Талосы) и Чач, и около Чаназа паломник переправился через Сырдарью, затем пересек Кызылкум и достиг Самарканда (Самоцзянь). Сюань Цзан отмечает торговое значение столицы Согдианы и плодородие долины Зеравшана. Царь Согдианы⁵⁸ находился в вассальной зависимости от хана западных тюрков и носил тюрко-монгольский титул — тархан. Покинув Самарканд, Сюань Цзан продолжил свой путь в Индию, по пути посетив Шахрисабз (Цзешуанна), и, пройдя Железные Ворота, пересек южную границу Западнотюркского ханства. Власть Тун-ябгу распространялась и к югу от Амударьи, в Тохаристан, который он присоединил к своим владениям, воспользовавшись борьбой сасанидского Ирана с византийским императором Ираклием. Во время паломничества Сюань Цзана в Тохаристане правил Тарду-шад, сын хана Тун-ябгу, который также содействовал проезду паломника в Индию. Вероятно, в конце 630 г. Тун-ябгу погиб во время восстания тюрков-карлуков, кочевавших в Тарбагатае на северо-западе Джунгарии.

Продвижение китайского влияния в Таримском бассейне и разгром Восточнотюркского ханства в монгольской степи вызвали ряд смут в кочевьях западных тюрков. Вспыхнули междоусобицы между различными племенами, входившими в состав Западнотюркского ханства. Около 630 г. десять племен западных тюрков разделились на племя нушиби, сидевшее к западу от Иссык-Куля, и на племя тюрков-дулу, кочевавшее к востоку от озера. Волнения происходили и в кочевьях тюрков-тёлесов, среди которых выделялось племя сыртардушей. В 630 г. восточнотюркский князь Ашина Шээр, сумевший сохранить самостоятельность в Северо-Западной Монголии, напал на тюрков-тёлесов, но потерпел поражение и перешел на сторону Китая. Император Тай-цзун сделал его генералом гвардии и определил ему кочевья в районе теперешнего Нинсяфу. Этот Ашина Шээр начальствовал над императорскими войсками, выступившими в 648 г. против Кучи.

Весть о разгроме туюйхуней китайскими войсками (634 г.) быстро распространилась по Западному краю. Западные тюрки послали посольство в Чанъань. Около того же времени тибетцы просили руки китайской принцессы. Получив отказ, они вторглись в пределы западной Сычуани и осадили Суннань, который был освобожден китайскими войсками во главе с энергичным Хоу Цзюньчжи. Просьба тибетского царя была все же уважена, и в Тибет была послана принцесса Вэньчэн, о чем мы будем подробнее говорить в разделе, посвященном Тибету.

К 639 г. турфанский владетель прекратил посылку ежегодной дани к императорскому двору в Чанъань. В ответ Тай-цзун отправил в Турфан войска под начальством Хоу Цзюньчжи, который и занял его столицу — Кара-ходжа после незначительного сопротивления, причем сам владетель скоропостижно скончался, а сын его не был в состоянии отразить неприятеля. В 640 г. Турфан был присоединен к империи и под названием Сичжоу сделался административным центром нового протектората в Таримском бассейне.

В 641 г. тюрки-сыртардуши совершили набег на китайскую пограничную линию, и Тай-цзуну пришлось послать войска под водительством испытанных в степной войне начальников — генерала Ли Шичжи и князя Жэнь Чэна (Ли Даоцзуна), которые нанесли сыртардушам решительное поражение к северу от теперешнего Гуйхуачэна (Куку-Хото). Китайцы поддержали уйгуров против сыртардушей и содействовали уйгурам в образовании в районе Баркёля самостоятельного ханства под протекторатом Китая. Ханству этому суждено было сыграть блестящую роль в истории Средней Азии.

В 641 г. китайский полководец Го Сяоко разбил войска западных тюрков у горы Хатун-Богда-Ула около Урумчи. Победа китайцев была облегчена раздорами среди западнотюркских племен и вызвала новые междоусобицы.

После блестящих побед китайских войск в борьбе в кочевниками хан орды нушиби Шэгуй поспешил вступить в договор с Китаем и признал протекторат китайского императора над Кучой, Кашгаром, Ташкурганом и Кокьяром. В ответ он получил в жены принцессу императорского дома. По другим сведениям, западнотюркский хан отказался удовлетворить требование китайцев о предоставлении им Кашгара, Кучи и других владений Таримского бассейна. После чего император Тай-цзун отправил в Западный край экспедиционный корпус под начальством своего генерала, восточнотюркского князя Ашина Шээра, которому и удалось захватить Кучу и Карашар. С падением Кучи весь Таримский бассейн признал сюзеренитет Китая. В том же 648 г.⁵⁹ в пределы Турфанского царства перекочевал западнотюркский князь Ашина Хэлу, который просил о принятии его в подданство Китая. Ему было назначено кочевать в районе Бешбалыка.

10 июля 649 г. скончался император Тай-цзун, и на китайский престол вступил его сын Гао-цзун (650–683), при котором владения Китая в Средней Азии были значительно расширены. Воспользовавшись сменою императоров в Китае, западнотюркские племена подняли восстания, причем имели место попытки освободиться от китайского протектората и восстановить влияние западнотюркских ханов в Таримском бассейне.

В начале царствования Гао-цзуна хан Ашина Хэлу (651–658), сидевший в районе Бешбалыка, захватил престол Западнотюркского ханства и совершил нападения на китайские гарнизоны в Гучэне и Турфане. Началась длительная пограничная война. Сперва военные действия велись довольно вяло. В 652 г. китайские войска в союзе с уйгурами разбили тюркское племя чуюэ, кочевавшее в районе Гучэна. Китай был вынужден послать против кочевников крупную карательную экспедицию под начальством генерала Су Динфана, который в 657 г. нанес гучэнским тюркам и их союзникам тюркам-карлукам, кочевавшим в Тарбагатае, решительное поражение при Боротале к западу от оз. Эби-Нор и преследовал бежавших вплоть до р. Чу. Отдельно действовавшая китайская колонна проникла на Юлдуз в Тянь-Шаньских горах и нанесла поражение кочевавшему там племени шуниши. В следующем году хан Хэлу, бежавший в сторону Кеша, был выдан китайцам чачскими тюрками. 657 г. может рассматриваться как конец самостоятельного Западнотюркского ханства.

Попытки восстановить самостоятельность Западнотюркского ханства были предприняты в 658 г. ханом Чжэньчжу-шэху (ябгу), сыном хана Дулу, и в следующем году — одним из ханов орды нушиби, но оба потерпели неудачу. К 659 г. западнотюркская орда была вынуждена признать сюзеренитет Китая, хотя восстания и попытки восстановления самостоятельности продолжались и после.

Вследствие успешных действий против западных тюрков резиденция китайского наместника Западного края была перенесена в 658 г. из Турфана в Кучу. В танскую эпоху пограничные районы империи были разделены в военно-административном отношении на округа — дао, воеводства — цзюнь, пограничные укрепленные пункты — чэн и пограничные пропускные пункты — чжэнь. Округ Хэси (совр. провинция Ганьсу) был разделен на воеводства. В стратегически важных пунктах были расположены китайские гарнизоны — шоучжао. Таримский бассейн, находящийся в ведении китайского наместника, был разделен на четыре воеводства, или цзюнь: Сулэ (Кашгар), Цюйцы (Куча), Юйтянь (Хотан) и Суйе (Токмак). Несколько позже было учреждено отдельное воеводство в районе Гучэна, под названием Бэйтин. В 661 г. часть Западного края была разделена на области и административные районы (фу и чжоу) согласно китайской административной системе⁶⁰.

В дальнейшей борьбе с Китаем западные тюрки получили значительную поддержку от своих союзников тибетцев, которые во второй половине VII в. начали теснить китайские пограничные линии в Ганьсу и проникли в Таримский бассейн. В 662 г. произошло восстание племени тюрков-дулу, действовавшего в союзе с тибетцами, которое закончилось поражением китайцев. Китайские отряды предприняли поход против тюрков-тёлесов, но большинство экспедиционного корпуса погибло во время обратного пути в Китай, так что до китайской границы дошло всего 800 всадников.

В 665 г. император Гао-цзун установил деление территории бывшего Восточнотюркского ханства в монгольской степи на два наместничества: северное, или Ханьхай, которое включало семь областей и восемь округов, и южное, или Юньчжун, составившее три области и двадцать четыре округа⁶¹.

Подчинение тюркских кочевий протекторату Китая, однако, не означало эпоху спокойствия на северных границах Китая. Китайские анналы упоминают о ряде крупных восстаний тюркских племен в 661–663 гг. (уйгуры), в 671 г. и затем в 677 г., когда волнениями был охвачен весь Центральный Тянь-Шань.

К этой эпохе относится, как мы уже видели, начало продвижения тибетцев в Таримский бассейн. В 663 г. они разбивают туюйхуней, которые бегут в Наньшань, а затем перекочевывают в район Нинсяфу и после 672 г. более не упоминаются в китайских анналах. В 670 г. тибетцы завоевывают Таримский бассейн, где они продержались до 692 г., когда китайским войскам удалось нанести тибетцам поражение и снова занять Кучу (Цюйцы), где вновь был учрежден административный центр наместничества Западного края. Мы еще коснемся тибетской оккупации Таримского бассейна в разделе настоящего труда, посвященном Тибету.

В 674 г. императорский двор в Чанъане был посещен Перозом, сыном последнего сасанидского царя Йездегерда III, потерявшего престол в борьбе с арабами.

Воспользовавшись продвижением тибетцев в Таримский бассейн и слабостью китайских войск в Западном крае, тюркский князь Ашина Дучжи восстал против Китая и захватил Токмак. В 679 г. китайскому генералу Пэй Синцзяню удалось хитростью заманить в свой лагерь восставшего и увести его в Китай. Этот временный успех, однако, не помог укрепить положение Китая в Средней Азии, и уже в следующем году вспыхнуло большое восстание тюркских племен. Восточные тюрки в царствование хана Кутлуга (682–691) поднялись на борьбу за восстановление утерянной самостоятельности. После полувекового пребывания в вассальной зависимости от Китая в толще тюркского народа зародилась тяга к исконным кочевым заветам седой старины, появилось стремление к национальному возрождению. Тюркские поколения, откочевавшие во время эпохи смут и вассальной зависимости на юг в степной район, прилегавший к китайской укрепленной линии, снова откочевали на север за пояс Центральной Гоби, в свои исконные кочевья в Хангае. Новым национальным вождем-объединителем явился, как мы уже отметили, хан Кутлуг, или Эльтерес-каган (Эльтериш). Орхонские надписи сохранили нам правдивый, неприкрашенный рассказ об этих событиях. В суровом и простом изложении надписи повествуют о деяниях восточнотюркских ханов, которым удалось снова возродить родной народ и вывести его из позора порабощения. В них дается картина создания Тюркской империи до появления на ее престоле Бильге-кагана, излагаются события его царствования и подвиги его брата и сподвижника Кюль-тегина и в особом эпилоге перечисляются достижения Бильге-кагана. В 682 г. шад Эльтерес поднял восстание против Китая и скоро объединил под своей властью все девять племен восточных тюрков. Он провозгласил себя каганом и наречен был Кутлугом, т. е. «счастливым»⁶². Хану Эльтересу много помогла его супруга — мудрая и энергичная ханша Эльбильге-хатун. Из орхонских надписей явствует, что восстание тюрков 682 г. вылилось в борьбу кочевников-степняков с представителями феодальной верхушки, заинтересованной в сохранении китайского сюзеренитета и связанных с ним преимуществ. Степная аристократия быстро поддалась культурному влиянию Китая, и это обстоятельство породило разъединяющую черту между беками-феодалами и кочевым народом, хранителем исконных кочевых традиций и вольницы. Конечно, было бы неправильно утверждать, что тюркская степная аристократия была чужда национальным устремлениям. Значительное число степных феодалов поддержало движение Эльтерес-кагана. В начале его царствования к нему присоединились семнадцать беков — степных феодалов, но затем число их постепенно возросло до семидесяти, среди них был и весьма влиятельный Тоньюкук, надпись в честь которого сохранилась в урочище Баин-Цокто близ ст. Налайха недалеко от Улан-Батора. Объединив восточнотюркские племена, Эльтерес-каган назначил князей с титулами ябгу и шада править тюркскими племенами тёлесов и сыртардушей и отвел им кочевья. На севере он воевал с токуз-огузами, на юге его отряды постоянно беспокоили пограничные линии Северного Китая.

Через десять лет славного царствования, в течение которого он ходил в 47 походов⁶³, Эльтерес-каган умер, оставив двух малолетних сыновей. Ханский престол захватил его младший брат Капаган-каган, известный в китайских анналах под именем Мочо (691–716). Царствование хана Мочо было наполнено походами, благодаря которым сильно поднялось благосостояние восточных тюрков. «Неимущих сделал богатыми, немногочисленных — многочисленными» — говорит надпись. Между 694–716 г. восточные тюрки совершают ряд кровавых набегов на границы Чжили, на Шаньси и на укрепленный район Дуньхуана. В 699 г. каган восточных тюрков подчинил себе все десять племен западных тюрков и назначил своего сына наместником — кичик-каганом («малый хан») над ними. Ему подчинены были два князя с титулом шада, командовавшие правым и левым крылом тюрков. В 708 г. тюрки-тюргеши напали на Кучу, но в 712 г. хан Мочо наносит им решительное поражение и захватывает их кочевья до Железных Ворот. Надписи упоминают о целом ряде больших походов, предпринятых ханом Мочо: в 711 г. поход против тибетцев, в 712 г. — против Согдианы (Согдак), в следующем году — против народа басмалов, которые действовали в союзе с тюрками-карлуками Тарбагатая. В 714 г. состоялся поход против Бешбалыка. В надписях еще упоминается без указания даты поход против кыргызов. Кыргызский хан Барс-бек получил от Мочо ханскую инвеституру, а также сестру будущего хана Бильге в жены, но затем тюркам хана Мочо пришлось ходить походом против кыргызов и занять их кочевья в Кёгменьской черни (верховья Енисея)⁶⁴. В 715 г. состоялся большой поход против сильного племени тюрков-карлуков, которым в конце VIII в. суждено было сыграть в истории Средней Азии крупную роль и образовать мощное кочевое государство с центром на верхнем течении р. Чу, а также против племени азов в бассейне Енисея. Поход этот был, видимо, вызван тем обстоятельством, что в 714 г., согласно китайским анналам, тюрки-карлуки и остальные племена западных тюрков просили о принятии их в китайское подданство, опасаясь нападения со стороны восточных тюрков⁶⁵. В своей борьбе против хана Мочо тюрки-карлуки получили поддержку от китайцев и западнотюркского хана Ашина Сяня.

В конце царствования хана Мочо Восточнотюркское ханство переживало трудный период междоусобных войн среди различных тюркских племен: постоянно восставали тюрки, входившие в состав орды нушиби и кочевавшие в долине р. Талас, тюрки-тюргеши, сидевшие по р. Или, карлуки Тарбагатая, уйгуры Баркёля и племена кочевых охотников, сидевших в районе оз. Байкал. Часть тюркских племен восстала против хана Мочо, и некоторые из них, принадлежавшие к ордам нушиби и дулу, просили о принятии их в китайское подданство. Восстали также «девять родов» тюрков-тёлесов, но их Мочо рассеял и увел с собою их скот и имущество. К этим событиям относятся, вероятно, слова Орхонской надписи: «О вы, тюркские и огузские беки и народ, слушайте! В то время как Небо не давило на тебя сверху, земля не разверзалась у тебя под ногами, о тюркский народ! Кто погубил твое государство? Покайся! Ибо ты сам был тому причиною, низко поступив с мудрым каганом, который возвысил тебя, опираясь на твою прежнюю верность и (разорвав,) свой славный деяниями племенной союз. (Скажи,) явились разве откуда-нибудь войска, рассеявшие тебя? Явились разве копейщики, погнавшие тебя? (Нет,), ты сам, о народ священной Утукенской черни, ушел... Ты бродил между востоком и западом и всюду оставлял реки крови и горы костей. Твои крепкие сыновья (вновь) стали рабами, твои чистые дочери стали рабынями ... вследствие твоего непонимания собственного блага, вследствие твоей низости мой дядя каган погиб...» Хан Мочо погиб в 716 г. в битве с кочевавшим у Байкала племенем байырку. Голова его была послана к императорскому двору в Чанъань, из чего можно заключить, что эти междоусобицы были делом рук китайских агентов, посланных в степь для организации восстаний среди кочевых племен.

В 716 г. на ханский престол вступил сын Мочо, носивший титул кичик-кагана, но вскоре на него напал Кюль-тегин (685–731), младший сын Эльтереса Кутлуг-кагана, и посадил на ханский престол своего старшего брата Бильге-кагана (716–734), известного в китайских анналах под именем Моцзиляня, бывшего шадом у племени сыртардушей. Большинство детей хана Мочо было убито по приказанию Кюль-тегина, но некоторым удалось бежать и даже принять участие в китайском походе 719/20 г. на стороне Китая. В 723 г. дочь хана Мочо, жившая в Чанъане, была сосватана за Бильге-кагана, но скоропостижно скончалась еще до выезда из танской столицы. До нас дошла эпитафия в честь нее, датированная 723 г., которая была издана и переведена Э. Шаванном⁶⁶. Степная аристократия (беки) племени сыртардушей под предводительством Кюли-чура оказала поддержку Бильге-кагану, своему бывшему шаду. (Академик Самойлович⁶⁷ сближает этого Кюли-чура с тем Кюли-чуром, в честь которого поставлена была надпись, открытая профессором В. Л. Котвичем в урочище Ихэ-Хушоту.)

В 718 г. тюрки совершают большой набег на границы Китая и на кочевья народа татаби в Маньчжурии. С 712 г. в Китае правил Минхуан (Сюань-цзун), один из наиболее выдающихся государей династии Тан, царствование которого было эпохой расцвета китайской культуры⁶⁸. Новому императору пришлось в 719/20 г. снарядить многочисленную военную экспедицию в степь. В 721 г. тюрки заключают мирный договор с Китаем, но продолжают свои набеги на киданей в Монголии и в Маньчжурии (походы 722, 723 и 724 гг., китайские анналы упоминают о походе тюрков против киданей и в 732 г.).

В 731 г. умер Кюль-тегин, выдающийся военачальник и предводитель во многих походах. На торжественное погребение Кюль-тегина прибыли послы от различных народов и племен Средней Азии. Перечень этих посольств лучше всякого другого свидетельствует о значении Восточнотюркского ханства. В надписи в честь Кюль-тегина, поставленной Йоллыг-тегином, говорится, что на погребение прибыли посольства от китайского императора, от киданей, от народа татаби, из Тибета, Согдианы, от кыргызов, тюрков-тюргешей и других союзных и соседних племен. В 732 г. в честь Кюль-тегина был воздвигнут храм.

Царствование Бильге-кагана было наполнено борьбою с различными тюркскими племенами и в особенности с тюрками-огузами, которые, видимо, не входили в состав ханства и действовали в союзе с отуз-татарами, т. е. с тридцатью поколениями татар-монголов. Еще в 716 г. огузы потерпели поражение и часть из них принуждена была бежать в пределы Китая, а другая часть вернулась в свои кочевья по воцарении Бильге-кагана. Вероятно, в одном из таких походов против тюрков-огузов и погиб Кюль-тегин. После смерти Бильге-кагана в дворцовом перевороте 734 г., о котором глухо говорят надписи, китайский двор пожелал достойно отметить память тюркского хана и воздвиг в его честь уже упомянутую нами надгробную надпись в урочище Кошо-Цайдам около р. Орхон (734/3 г.).

Еще в 716 г., после смерти хана Мочо, среди западных тюрков возвысились тюрки-тюргеши, во главе которых стал хан Сулу, принадлежавший к кара-тюргешам⁶⁹. У Якута (I, 839, 1–18) сохранилось любопытное описание посольства, отправленного халифом Хишамом (724–743) в ставку тюргешского хана с предложением перейти в мусульманскую веру. Посол застал кагана за работой над седлом, что хорошо рисует простоту быта тюрков-кочевников. Каган принял посла и задал ему несколько вопросов о догматах и предписаниях ислама. По прошествии нескольких дней он снова пригласил посла и предложил ему следовать за собою. Каган был верхом в сопровождении десяти всадников, каждый из которых держал бунчук. Затем все отправились в степь и въехали на вершину высокого кургана. При восходе солнца каган приказал одному из всадников развернуть знамя. Как только заблестел бунчук в лучах солнца, к кургану подошла колонна в 10 тысяч всадников и построилась у его подножья. Тогда каган приказал второму из сопровождавших его знаменщиков развернуть свое знамя, и тотчас же к кургану подошла вторая колонна в 10 тысяч всадников и построилась у подножья его. Десять раз каган вызывал знаменщиков, и после появления каждого знамени новая колонна в 10 тысяч всадников выстраивалась у подножья кургана, а начальник ее подымался на курган и падал ниц перед каганом. Когда все 100 тысяч всадников построились вокруг кургана, каган обратился к переводчику со следующими словами: «Скажи этому послу, пусть передаст своему повелителю, что среди этих воинов нет ни одного банщика, сапожника или портного⁷⁰. Если они примут ислам и последуют его предписаниям, то каким же способом они будут добывать себе пропитание». По мысли тюргешского хана, ислам, распространившийся среди городского населения, не мог иметь успеха среди кочевников — воинов и скотоводов.

В 717 г. тюргеши в союзе с тибетцами осаждали Аксу и в 719 г. взяли Токмак. В 727 г. они подвергли осаде Кучу, резиденцию китайского наместника, в то время как тибетцы прошли опустошительным набегом по западному Ганьсу. К 730 г. китайцы сумели освободить Кучу, а тибетцам пришлось заключить перемирие. В 735 г. тюрки-тюргеши снова совершают набег на наместничества Аньси и Бэйтин и занимают часть территории, входившей в состав этих наместничеств, и только в следующем году китайскому наместнику Гай Цзяюню удалось вынудить их отступить.

В 738 г. умер хан Сулу. Этому событию предшествовала междоусобица среди тюргешей, результатом которой явился раздел племени на две орды: желтую (сары) и черную (кара). Дальнейшую историю черной и желтой орды тюргешей невозможно проследить. В 739 г. китайский наместник Гай Цзяюнь нанес тюргешам решительное поражение при Токмаке. В том же году Тюргешское ханство было уничтожено арабами под предводительством Насра ибн Сайара⁷¹.

Между 743–745 г. в тюркских кочевьях происходили события большой важности. После смерти Йоллыг-тегина (кит. Ижань-хан, 734–739), сына Бильге-кагана, на престол Восточнотюркского ханства вступил Бильге Кутлуг-хан. В его правление начались смуты, во время которых сам хан погиб от руки убийцы. Затем следуют братья Бильге Кутлуга, которые также погибают в 741 г. от руки Гуду Шэху-хана, захватившего престол ханства. Против него восстали уйгуры, карлуки и басмалы, под ударами соединенных сил которых Восточнотюркское ханство на Орхоне пало в 742 г., и тюркские кочевья были разделены между карлуками, которые продолжали кочевать в западной части Средней Азии, и уйгурами, утвердившимися в степях Западной Монголии. К 766 г. тюрки-карлуки разбили тюргешей, захватили Токмак и ставку западнотюркского хана в долине Таласа и, таким образом, стали главным племенем среди западных тюрков, утвердив свою власть в Семиречье и в западной части Восточного Туркестана⁷². Остатки племен, прежде входивших в состав Западнотюркской орды, стали впоследствии известны под названием гузов или огузов. После падения Восточнотюркского ханства тюрки-туцзюэ лишь редко встречаются в китайских анналах. В последний раз они упоминаются в связи с посольством к императорскому двору в 941 г.

С 745 г. верховная власть в монгольской степи от тюрков-огузов перешла к уйгурам, одному из токуз-гузских племен, образовавших, как мы уже видели, мощное ханство, во главе которого встал хан Гули Пэйло (742–756)⁷³. Уйгурский хан именовал себя каганом десяти уйгурских племен (он уйгур), а китайские анналы знают девять уйгурских племен. После завоевания восточнотюркских кочевий уйгурами часть огузских поколений осталась кочевать в пределах монгольской степи, другие же откочевали на запад и юго-запад.

В VII–VIII вв. выдвинулось тюркское племя чоль (чуюэ), название которого в китайских анналах переведено выражением шато, т. е. «песчаная пустыня»⁷⁴. Тюрки-шато были потомками племени чуюэ, которые в начале VII в. кочевали у Гучэна, к востоку от кочевий чумылов (чуми), по р. Манас (к западу от г. Урумчи). После учреждения китайцами в этом районе воеводства Бэйтин в 658 г. чуюэ откочевали в район Баркёля и стали известны у китайцев под именем шато. Племя чуюэ входило в состав Западнотюркского ханства. В 712 г. кочевья тюрков-шато у Баркёля подверглись набегу тибетцев, и шато снова отошли на запад к Гучэну. В 794 г. тюрки-шато были покорены тибетцами и поселены в горах у Ганьчжоу в Ганьсу.

В событиях VII–VIII вв. тюрки-шато участвовали на стороне тибетцев. В 808 г., после нападения уйгуров на тибетцев, тюрки-шато принуждены были искать помощи в Китае, сюзеренитет которого им пришлось признать, откочевав на восток в его пределы. Перекочевка эта стоила тюркам-шато дорого, ибо тибетцы постоянно нападали на них, и лишь сравнительно небольшому числу удалось пробиться в район Нинся (к северо-востоку от Линчжоу). Тюрки-шато приняли деятельное участие в событиях, разыгравшихся в Китае, особенно же в подавлении мятежа Хуан Чао (877–883), во время которого выдвинулся шатоский князь Ли Коюн. В X в. они основали три кратковременных династии в Хэнани (Хоу-Тан, 923–936; Хоу-Цзинь, 936–946; Хоу-Хань, 947–951). В 878 г. Ли Коюн берет Датун в северном Шаньси. В 880 г., после захвата столицы восставшим Хуан Чао, танский император обратился за помощью к Ли Коюну, который в 883 г. взял Чанъань и в награду был сделан министром и губернатором Тайюани (Шаньси). В 907 г. Чжоу Вэнь, разбойничий атаман на службе имперского правительства, низложил последнего танского императора и основал собственную династию Хоу-Лян (907–923).

Ли Коюн умер в 908 г., и ему наследовал его сын Ли Цуньсю (ум. в 926 г.), правивший в Шаньси с титулом царя Цзинь. В 923 г. ему удается низложить династию Хоу-Лян и основать собственную династию Хоу-Тан (923–936) со столицей в Лояне (Хэнаньфу)⁷⁵.

Династия Хоу-Тан продержалась до 936 г., когда генерал Ши Цзинтан, тюрк-шато на службе у киданей, провозгласил себя китайским императором в Бяньляне (Кайфын) и основал свою династию Хоу-Цзинь, стоявшую у власти до 946 г. В 946 г. власть перешла к киданям.

Арабское завоевание Трансоксианы

(VII–VIII вв.)

Тем временем в западной части Средней Азии происходили события громадного значения. На рубеже Средней Азии появляется знамя пророка нового учения, возвещенного миру в знойной Аравии и в течение одного столетия полонившего Сирию, Месопотамию и весь Иран. Впервые в среднеазиатских письменных памятниках арабы упоминаются в надписи в честь Тоньюкука под именем тозик¹.

Ко времени арабского завоевания Трансоксиана не знала твердой централизованной власти. В VII столетии владения западной части Средней Азии признавали сюзеренитет западнотюркского хана. Сами тюрки редко проникали на юг от Железных Ворот. Их вмешательство в местную жизнь иранского населения Трансоксианы ограничивалось назначением резидентов для сбора податей и наблюдением за действиями местных властей. К югу от Амударьи, в Тохаристане, Бадгисе и Герате, продолжали существовать родственные тюркам эфталитские княжества, которые постоянно беспокоили восточную границу Сасанидской империи. Как и в древности, в эпоху Ахеменидов, Согдиана была разделена на множество феодальных владений. Главную роль в делах области играла земельная аристократия, или дехканы, хранители заветов древнеиранского рыцарства, и многочисленный, богатый и хорошо организованный торговый класс. Временами среди земельной аристократии возвышались отдельные феодалы, которым удавалось объединить под своим влиянием группы более мелких феодальных владений и рядовых дехкан — крупных землевладельцев. Такие владетели, однако, оставались в зависимости от своих союзников феодалов и представителей торгового класса, которые, как уже было сказано, принимали ближайшее участие в жизни страны.

Хотя Согдиана и не входила в состав Сасанидской империи, иранские устои продолжали быть сильны. Мы не имеем достаточно данных, чтобы достоверно судить об устройстве социальных отношений в Согдиане и о наличии различных степеней среди земельной аристократии. Дехканами одинаково назывались и крупные, и мелкие феодалы. Представляется весьма вероятным, что в иранском обществе Согдианы существовали все те же основные сословия иранского общества, что имели место при Сасанидах², — деление, которое в своих общих чертах основывалось на древнем иранском строе Ахеменидов. Сасанидское общество состояло из сословия священнослужителей (āsravān), воинов-дворян (artēśtārān), чиновников (dabīrān) и народа, включавшего земледельцев (vāstryōśān) и торговцев (hutuχšān)³. Не вызывает сомнения существование отдельного сословия священнослужителей в Согдиане, где правящий класс, а также большинство населения исповедовали маздеизм⁴, тесно связанный с феодальным земледельческим строем. Следующее за ним сословие воинов было представлено в согдийском обществе многочисленными феодалами⁵. Основная же масса народа состояла из земледельцев и, как мы уже видели, из богатого торгового класса, который в Согдиане занимал исключительное положение.

На существование различных степеней среди земельной аристократии указывает наличие различных титулов, которые носили трансоксианские феодалы в эпоху арабского завоевания. Так, владетель Термеза на Амударье носил титул шаха. В Согдиане правил владетель с титулом ихшида или ихшеда — арабская транскрипция, передающая местную, северо-восточную иранскую форму древнеахеменидского титула xšāya — θiγα — «царь, государь». Такой же титул носил владетель Ферганы. В Бухаре сидел владетель с титулом худа или худат. Владетель Уструшаны именовался афшином, слово это Ф.А. Розенберг⁶ сближает с согдийским глаголом > γš’y’ γš’y’n — «царствовать», а А.А. Фрейман — с осетинским aefsin — «хозяйка»⁷. В соседнем Тохаристане владетель Бамиана носил титул шера, что соответствует древнеиранскому xšθrya. В Хуттале также правил владетель с титулом шера (шери Хутталан). Среди правителей Трансоксианы упоминается еще владетель с титулом кушаншаха. Все эти титулы крупной феодальной знати, вероятно, соответствовали šaθradhārān᾽ам, или крупным феодалам парфянской эпохи, которые существовали и в сасанидскую эпоху (см. хаджиабадскую надпись Шапура I). Счастливое открытие согдийского феодального архива в развалинах замка на горе Муг у селения Хайрабад на левом берегу Зеравшана в 1933 г. позволило значительно пополнить список феодальных титулов Согдианы. В этих документах, написанных на согдийском языке, самаркандский владетель Диваштич, о котором еще будет речь впереди, именуется царем (малка) Согда и владетелем, или господином (тr'у — арамейское слово, передающее среднеперсидское xšaδāy), Самарканда. В этих же документах встречаются выражения γωβω — «царь» и согдийское γωt᾽ω (*x^ωt'āa), соответствующее иранскому худа и пехлевийскому x^uatāi⁸. В VII–VIII вв. многие из феодальных владетелей носили уже тюркские титулы, и некоторые из этих тюркских обозначений вошли в местный язык, как, например, тюркское хатун — «госпожа, ханша», встречающееся в согдийских рукописях в форме γωt'yn — «царица»⁹.

Феодальные владетели контролировали речные и ирригационные районы, бывшие с древнейших времен культурными и торговыми центрами края. Замки феодальных владетелей, возведенные на вершинах гор и холмов, являлись административными и экономическими центрами феодальных владений, на которые распадался край. В древности цеховые ремесла культивировались в селениях при феодальных замках. После арабского завоевания и развития городской цивилизации, занесенной в западную Среднюю Азию арабами, цеховые ремесла получили значительное развитие в городах.

Среди среднеазиатских феодалов были широко распространены старые иранские рыцарские традиции. Так, у Табари (II, 1146) мы читаем о существовании в феодальном обществе Трансоксианы рыцарских поединков. При дворе крупных феодалов Трансоксианы состояла гвардия шакиров или чакиров, укомплектованная из молодых феодалов, о которой говорит Наршахи¹⁰. Эти шакиры, или дружинники, вероятно, соответствовали višpuhrān’ам, или сыновьям старейшин (глав племен), которые упоминаются в хаджиабадской надписи Шапура I.

Соседний Тохаристан также был разделен на многочисленные феодальные владения. Сюань Цзан во время своего проезда через эту область в 630 г. нашел, что она состояла из 27 мелких владений¹¹, чьи правители находились в зависимости от тюркского наместника, который являлся старшим сыном кагана (ябгу) западных тюрков, носил титул шада и имел свою ставку недалеко от Кундуза. После смерти Тун-ябгу (618–630) в Тохаристане утвердилась местная тюркская династия, основанная одним из сыновей прежнего шада, которая стала известна в истории под именем династии ябгу Тохаристана.

Как мы уже отмечали, торговое сословие, в руках которого находилась прибыльная торговля с Китаем и византийским Востоком, занимало особое положение в стране, и в этом отношении Согдиана отличалась от других областей иранского мира. Представители торгового класса владели землями и замками так же, как и феодальная знать. В борьбе за сохранение самостоятельности и национального достоинства против арабов и ислама представители торгового класса выступали на стороне феодалов, возглавлявших национальную оборону. В долине Зеравшана и в бассейне Амударьи находилось несколько цветущих торговых центров: Самарканд — столица Согдианы, Пайкенд — «город купцов», как называли его арабские писатели, и Кеш, которые богатели на торговле шелком. Население этих городов состояло в массе своей как из местных иранцев, так и из многочисленных колоний иранцев — уроженцев соседнего сасанидского Ирана. Земледельческое население, несмотря на повторные нашествия арабов, также сохраняло иранский характер. В V–VI вв. вся среднеазиатская торговля шелком и алмазами находилась в руках согдийских купцов. Арабские завоеватели нашли на рынках Трансоксианы многочисленные китайские товары, свидетельствовавшие о тесных и оживленных торговых сношениях с Дальним Востоком. В предыдущих разделах нам уже приходилось говорить об исключительной роли в деле распространения культурных начал, выпавшей на долю согдийского купечества, влияние которого простиралось от Крыма на западе до Китая на востоке. К VI–VII вв. согдийские торговые предприятия уже имели многочисленные торговые колонии вдоль больших караванных путей через Таримский бассейн. Богатая согдийская колония существовала в Турфане. В VII в. имелась согдийская колония на берегах Лобнора, которая в VIII в. обладала автономным управлением, вероятно, в связи с покорением Согдианы арабами и временным нарушением сношений со своей метрополией. Упоминается и о значительной торговой колонии согдийцев в Баласагуне на р. Чу в Семиречье¹².

О ваятельном искусстве и архитектуре домусульманского периода в западной части Средней Азии мы знаем еще чрезвычайно мало. Несомненно, что начавшееся систематическое археологическое исследование памятников древности даст новый и богатый материал, чтобы заполнить пробел в нашем знании прошлого Средней Азии. По отрывочным сведениям, дошедшим до нас на страницах мусульманских источников, нам известно, что в крае были широко распространены скульптурные изображения животных, многие из которых, вероятно, имели культовое значение. Даже в мусульманскую эпоху, в 743 г., бухарский наместник Хорасана велел еще изготовить золотые и серебряные кувшины с изображениями газелей, голов хищных зверей и горных козлов. Бухарский историк X в. Наршахи говорит, что в его время на бухарских базарах открыто продавались «идолы», вероятно, известные изображения. Во второй половине X в. Ибн Хаукаль видел на самаркандских площадях вырезанные из кипариса фигурки лошадей, быков, верблюдов и других зверей¹³. Многочисленные изображения людей и животных из терракоты были найдены на городище Афрасиаб в Самарканде (собрания музеев в Ленинграде, Ташкенте и Самарканде).

Большой интерес представляют так называемые оссуарии, т. е. орнаментированные сосуды-урны, в которых хранились кости умерших после съедения трупа хищными птицами согласно древнеиранскому зороастрийскому погребальному обряду. Академиком В. В. Бартольдом давно отмечена особенность туркестанских оссуариев, заключающаяся в смешении стилей, когда эллинистические головки соседствуют с сасанидским иранским орнаментом. По своим формам туркестанские оссуарии разделяются на четырехугольные (из Самаркандского района и Пишпека) и овальные (ташкентские). Особой художественностью отличаются биянайманские оссуарии, добытые Б. Н. Кастальским в Каттакурганском уезде¹⁴. На одном из фрагментов биянайманских оссуариев изображена человеческая фигура со связкою прутьев (barasman) в правой руке и сосудом в левой, что вполне доказывает принадлежность оссуария к иранскому погребальному обряду. Трактовка человеческой фигуры, стоящей под сводом, представляет исключительный интерес и по своему настроению напоминает памятники романского средневековья Европы.

Особого внимания заслуживает поливная посуда с сасанидским орнаментом, найденная на Афрасиабе. Находки там же фресок буддийского содержания еще в 1913 г. и позже греко-буддийских изображений в Термезе на Амударье показывают, что и в этой области исследователя ждут значительные открытия. Термез был крупным буддийским центром, связанным с древними Бактрами по ту сторону Амударьи. О буддийских монастырях в Термезе говорит Сюань Цзан: «Следуя по северному (берегу) реки Дучу (Vakṣu, Oxus, Амударья) вниз по течению, достигают владения Дами. Владение Дами (*Tāt-mⁱ-ĕt) простирается более чем на 600 ли с востока на запад и с лишком на 400 ли с севера на юг. Столица владения имеет до 20 ли в окружности. (Площадь, занимаемая столицею) имеет продолговатую форму с востока на запад и узкую с севера на юг. (Во владении) имеются около десяти буддийских монастырей (Saṅghārāma) и около тысячи монахов... (Во владении) имеются многочисленные почитаемые ступы и чудотворные буддийские изображения. Следуя на восток (оттуда), достигают владения Чиэньяна (Чаганиан)»¹⁵. Как мы уже упоминали, в тибетском Танджуре¹⁶, в колофоне одного толкования на «Винаю» муласарвастивадинов, говорится, что автором этого толкования был некто Дхармамитра, тохарец (Tukhāra — Tho-gar), уроженец Тармита (<* Тармид ~ *Тармед), или Термеза, на берегу реки Pakṣu (Vakṣu, Oxus).

В 1926–1927 гг. в Термезе работала экспедиция Музея Восточных культур под руководством профессора Б. П. Денике. Были обнаружены остатки буддийских ступ (т. наз. зурмала)и у подножья Чингиз-тепе в окрестностях Термеза найдены фрагменты буддийских скульптур из известняка. Особенного внимания заслуживает фрагмент сидящей в созерцательном положении фигуры Будды в трактовке¹⁷, типичной для греко-буддийской школы, и женский торс, изваянный из розоватого местного известняка, который свидетельствует о существовании в Термезе крупного художественного центра. Следует также упомянуть фрагменты скульптурных изображений из глины и мрамора греко-буддийского влияния, хранящиеся в Самаркандском музее, а также попадающиеся в раскопках небольшие бронзовые буддийские статуэтки, представляющие значительный интерес.

Арабское завоевание было облегчено раздробленностью Трансоксианы на мелкие феодальные владения, а также постоянными раздорами, имевшими место в феодальной среде Тохаристана и Трансоксианы. Арабские наместники Хорасана, по-видимому, воспользовались местными противоречиями, и в арабских отрядах с самого начала продвижения за Амударью, или в Мавераннахр (араб. «находящийся за рекой», Заречье), служили многочисленные иранцы-наемники. Некоторое время арабские походы в Трансоксиану носили характер набегов, и, по всей вероятности, их главной целью была добыча в богатых торговых поселениях Трансоксианы, а также обеспечение хорасанских границ от возможных набегов среднеазиатских кочевников, память о которых продолжала жить среди населения ирано-туркестанского пограничья. Возможно также, что эти набеги объяснялись необходимостью получать пищевые продукты, которые обычно ввозились в северный Хорасан из соседних богатых земледельческих областей Согдианы. Арабское завоевание Трансоксианы в VII–VIII вв., таким образом, может быть разделено на две фазы: первая фаза коротких набегов, не приведших к установлению прочной арабской власти в Трансоксиане, и вторая фаза планомерных операций арабского полководца Кутейбы и утверждение арабского влияния в Мавераннахре.

Иран и Средняя Азия в VII в.

Власть арабов в Хорасане установилась к 652 г., когда провинция эта была занята войсками Абдуллаха ибн Амира, наместника Басры. Эфталитские владения Герата и Бадгиса не оказали сопротивления, и лишь один из арабских военачальников, Ахнаф ибн Кейс, потерпел неудачу в долине р. Мургаб и вынужден был отступить к Мерверруду. Другой арабский отряд под начальством ал-Акра ибн Хабиса занял Джузджан, Фарьяб, Талекан и Балх. Небольшие набеги совершались арабами и в сторону Хорезма. В 654 г. успешный набег был совершен на Маймург в Согдиане, который, однако, пришлось оставить и отступить обратно в Хорасан, где в это время вспыхнули крупные восстания. Эти восстания 655 г. китайские анналы ставят в связь с национальным освободительным движением, возглавлявшимся Перозом, сыном Йездегерда. Сведения эти не подтверждаются другими источниками и, вероятно, отражают китайскую попытку остановить арабское продвижение на восток путем поддержки национально-иранского движения в Северо-Восточном Иране и прилежащих к нему областях Средней Азии с иранским населением. Китайцы, разбив между 645–658 г. западных тюрков, к 658 г. ввели в завоеванных районах китайское административное деление на 16 округов, причем в перечне этих округов упоминается и «Правительство Ирана» с Перозом во главе. Успешное вторжение тибетцев в Таримский бассейн между 670–692 г. вынудило Китай оставить закрепление своего влияния в сырдарьинской области и обратить все свое внимание на восток. Туркестанским владениям пришлось одним вести борьбу с арабами.

После 661 г. начинается новое завоевание арабами Хорасана и прилегающих к нему областей. Завоевание это протекало далеко не гладко, и имеются сведения о восстаниях местного населения в Бадгисе, Герате и Балхе. При взятии Балха был разрушен знаменитый буддийских храм, упоминаемый в мусульманских источниках под названием Наубехар (< санскр. navavihāra — «новый монастырь»). Энергичные меры к умиротворению и освоению области были приняты хорасанским правителем Зийадом ибн Абихи, который перенес столицу области в Мерв и рядом мер утвердил арабское влияние в Хорасане к югу от Амударьи. С этого времени Мерв делается главной базой арабов для дальнейших военных операций в Трансоксиане. В 667 г. Зийад посылает своего помощника ал-Хакама ибн Амр ал-Гифари в Тохаристан и Гарджистан. Во время этого похода арабские войска перешли Амударью и взяли Чаганиан. При этом последний претендент на сасанидский престол, Пероз, был снова принужден бежать на восток, в Китай. Арабские набеги первой фазы имели, видимо, своей целью искоренить возможность восстановления национально-иранской власти в восточном Хорасане и соседнем Тохаристане. После смерти Зийада ибн Абихи завоеванные области снова восстали. Новому правителю Хорасана, Раби ибн Зийаду ал-Харити, покорителю Систана, пришлось водить войска в Тохаристан, причем он наголову разбил войска эфталитов и оттеснил их остатки в горную область Кухистана. Кроме систематического покорения края арабская власть была закреплена путем поселения до 50 тысяч семей арабов из Басры и Куфы в пяти гарнизонных городах.

В Хорасане и соседних областях арабы столкнулись с культурным оседлым населением иранцев, которые являлись носителями идеала культурной государственности с богатой вековой традицией. Влияние этого населения на арабов было неминуемо, и до нас дошли сведения, что арабские вожди быстро перенимали обычаи иранского феодального общества, причем один из них, Табит ибн Кутба¹⁸, даже содержал на своей службе конвой из местных иранцев.

Централизированное управление, введенное Зийадом, подготовило почву для дальнейших завоеваний. С этого времени Хорасан, с его арабскими военными поселениями и уничтоженной национальной оппозицией, представлял удобную базу для дальнейших завоеваний. Эти арабские военные поселения, ставшие известными под иранским названием джундов, или лагерей, где жили наместники халифа, называвшиеся эмирами джундов, быстро превратились в центры городской жизни и служили очагами общемусульманской культуры, изменившей облик Восточного Ирана и сопредельных с ним областей западной Средней Азии. В X в. в Иране и Трансоксиане еще существовали города и селения, говорившие по-арабски, а в современной нам Средней Азии потомки бедуинов сохранили свои племенные названия, хотя и утратили свой язык.

Арабское завоевание способствовало развитию городской жизни в Иране и Туркестане. На смену старому феодальному строю шла новая культура, новое государственное устройство, отличавшееся большей централизованностью и развитием городских центров и связанных с ними торговых интересов. Домусульманские города Ирана и Трансоксианы состояли из цитадели (диз) и города (шахристан). Торговый квартал помещался вне городских стен, недалеко от городских ворот. При арабах жизнь города из древних оплотов феодализма — цитадели и шахристана — стала переходить в предместья (рабады), где помещались базары и жил торговый класс.

План Афрасиаба.

Среди преемников Зийада особенно известен стал Убейдаллах, «убийца Хусейна». По прибытии в Мерв Убейдаллах начал осенью 673 г. приготовления к походу на Бухару и в следующем году перешел Амударью и двинулся на Пайкенд. Одержав успех под стенами Пайкенда, Убейдаллах продолжил движение на Бухару и нанес жестокое поражение владетелю Бухары — бухархудату. Вскоре после этого Убейдаллах был назначен наместником Ирака, куда его сопровождали 2 тысячи бухарских лучников, положивших начало гвардии тюркских наемников, сыгравших столь видную роль при дворе Аббасидских халифов. Преемник Убейдаллаха, Сасид ибн Осман, в 676 г. двинулся в глубь Трансоксианы и нанес поражение согдийцам. Возвращаясь из набега, он захватил Термез на Амударье. В 681 г. новоназначенный правитель Хорасана Салм ибн Зийад (681–683) при содействии Мухаллаба ибн Аби-Суфра и Абдаллаха ибн Хазима совершил большой набег на Хорезм и затем на Согдиану, где была занята ее столица Самарканд. Салм ибн Зийад явился первым арабским правителем Хорасана, проведшим зиму к северу от Амударьи.

Участившиеся набеги арабов, превратившиеся в ежегодные военные экспедиции (арабские набеги на Трансоксиану напоминают набеги Махмуда Газневи на Северную Индию), и ослабление влияния Китая вынудили местных феодалов принять меры к проведению национальной обороны. Табари (II, 394) сообщает, что согдийские и хорезмийские феодалы ежегодно собирались в Хорезме для обсуждения мер борьбы с арабскими набегами. Наступившие после смерти халифа Йезида I (683 г.) междоусобные войны среди арабских племен распространились и на Хорасан, причем трансоксианские владения снова добились самостоятельности. Правитель Хорасана Салм ибн Зийад был вынужден отказаться от наместничества, и в области утвердился вождь кайситов Абдаллах ибн Хазим, который продержался до 691/2 г., когда он был убит по приказу халифа Абд ал-Мелика. Впервые против халифа и его правителя выступили арабские племена. Сыну убитого Абдаллаха ибн Хазима, Мусе, удалось утвердиться в Термезе и добиться того, что согдийские феодалы стали платить дань ему, а не правителю Хорасана. Продолжавшиеся смуты, в которых принимали участие и сторонники национально-иранского возрождения, привели к тому, что Хорасан был подчинен наместнику Ирака, опытному ал-Хаджжаджу (660–714)¹⁹, который назначил новым правителем Хорасана энергичного Мухаллаба (691–702). В 699 г. Мухаллаб берет Кеш и с помощью своих сыновей совершает ряд набегов на Трансоксиану. Смерть Мухаллаба, последовавшая в 702 г., помешала ему окончательно ликвидировать очаги восстаний. Смуты продолжались и при его сыне и преемнике Йезиде ибн Мухаллабе (702–704), причем положение было значительно усложнено междоусобием среди арабских племен Хорасана. В восстаниях против Йезида приняли участие и эфталиты Тохаристана, и некоторые из местных феодалов, стремившихся восстановить национально-иранскую власть. Вспыхнувшее восстание в Термезе арабам удалось подавить лишь в 704 г., причем в этом им оказали содействие и некоторые из местных феодальных владетелей — ихшид Согдианы и шер Хуттала²⁰. Непрекращающиеся смуты вынудили иракского наместника ал-Хаджжаджа вмешаться и назначить нового правителя области. Выбор его пал на энергичного Кутейбу ибн Муслима, бывшего правителя Рея, который в конце 704 г. прибыл в Мерв. Это назначение положило конец смутам и восстаниям и открыло новую страницу в истории арабского завоевания Средней Азии. Плодотворное сотрудничество иракского наместника ал-Хаджжаджа и Кутейбы (704–715) обеспечило победу арабскому оружию и окончательно заложило прочную основу для дальнейшего арабского завоевания Трансоксианы и Тохаристана.

Политическое положение в Средней Азии благоприятствовало делу арабского завоевания Мавераннахра. С возвышением Восточнотюркского ханства на берегах Орхона влияние Китая было снова ослаблено, так как ему пришлось бороться за сохранение мира на своих северных границах и отражать тюркские набеги на наместничества в Таримском бассейне. Между 699–711 г. восточные тюрки вели постоянную борьбу с тюрками-тюргешами, и эти последние не были в состоянии оказать поддержку согдийским и бухарским феодалам в их борьбе с арабами. Мусульманские писатели упоминают об участии тюркских отрядов на стороне согдийцев, но это участие в начале борьбы не приняло широких размеров. Местные владетели, признававшие сюзеренитет Китая со времени царствования императора Тай-цзуна (626–649), поспешили обратиться за помощью к Небесной Империи. Опасениями перед неминуемым вторжением фанатичных и воодушевленных стремлением к распространению нового учения отрядов арабов объясняются многочисленные посольства, посланные среднеазиатскими владетелями к императорскому двору в Чанъань. Однако военного содействия в борьбе с арабами эти посольства не добились. Китай ограничился посылкой инвеститурных грамот, чтобы этим еще раз подчеркнуть свое сюзеренство над владениями Средней Азии и Северо-Западной Индии. Так, в 705 г. инвеституру от императорского двора в Чанъане получил владетель Капиши, а в 715 г. инвеститура была послана Багатур-тудуну, владетелю Шаша. Практического значения эти посылки инвеститурных грамот не имели и не отразились на ходе борьбы с арабами.

С самого начала своего вступления в правление Кутейба привлек к управлению областью иранское население и этим значительно облегчил задачу арабского проникновения в степи к северу от Амударьи. С увеличением числа чиновников-иранцев было положено начало национальному возрождению края.

Походы Кутейбы являются частями широко задуманной и блестяще проведенной операции. Завоевание Трансоксианы Кутейбою можно разделить на четыре фазы, как это сделал Э. Дж. Гибб в своем исследовании об арабском завоевании Средней Азии²¹:

1) завоевание Тохаристана — 705 г.;

2) завоевание Бухары — 706–709 гг.;

3) закрепление завоеваний в долине Амударьи и начало операций против Согдианы — 710–712 гг.;

4) поход к Сырдарье — 713–715 гг.

Чтобы обеспечить себе тыл и правый фланг для дальнейшего продвижения за Амударью, Кутейба решил усмирить постоянно восстающий Тохаристан. Весною 705 г. арабские войска двинулись из Мерва через Мерверруд — Талекан на Балх. По взятии Балха Кутейба повернул на север, к Чаганиану, владетель которого не замедлил покориться. Покорение соседнего Бадгиса было достигнуто путем переговоров²². Уже один выбор главного направления операции — завладение культурным центром Тохаристана Балхом и затем продолжение движения на север к Амударье, в то время как лежащий к югу Бадгис был присоединен путем переговоров, показывает, что тохаристанский поход Кутейбы являлся лишь мерой обеспечения дальнейшей операции в Трансоксиане. Умиротворив Тохаристан и обеспечив себе путь наступления на Мавераннахр, Кутейба в 706 г. занял переправы через Амударью у Амуля и Замма. Следующей фазой операции явилась атака Пайкенда. Внутренние раздоры в Бухаре облегчили арабское наступление. Пайкенд был взят, и Кутейба счел возможным вернуться в Мерв, чтобы подготовить новый поход в будущем году. Восстание жителей Пайкенда против оставленного в городе арабского гарнизона вынудило Кутейбу поспешить ему на выручку. Пайкенд был снова взят, причем Кутейба жестоко расправился с населением. Богатый торговый город подвергся разгрому, все мужское население, способное носить оружие, было уничтожено, а женщины и дети уведены в рабство. Арабы вернулись в Мерв с богатейшей добычей.

Разгром Пайкенда был тяжелым ударом для национальных сил Согдианы. Наршахи, наш главный источник по истории этой эпохи, сообщает, что уведенные в плен жители Пайкенда были выкуплены пайкендскими купцами, и город был снова восстановлен. Гибель Пайкенда вынудила бухарских феодалов объединиться для совместного отражения нашествия. Владетель Варданы сделался главою национальных сил в борьбе с арабами. К бухарским феодалам присоединились и согдийские. Когда Кутейба возобновил военные действия в 707 г. и захватил города Тумушкат и Рамитан, войска его подверглись нападению с тыла со стороны союзных феодальных войск. Писатель ал-Мадаини, который изложил эти события полстолетия спустя и на истории которого основывается хроника Табари, говорит, что в действиях против арабов принимали участие и ферганцы. Сопротивление, оказанное арабским войскам, показало, что требовались энергичные меры, а не ежегодные военные прогулки с неизменным возвращением в Мерв. Иракский наместник ал-Хаджжадж послал Кутейбе краткий, но выразительный приказ: «Разгромить Кеш, уничтожить Несеф и оттеснить владетеля Варданы», который, как мы видели, стоял во главе соединенных сил согдийских и бухарских феодалов. Действительно, для дальнейшего продвижения в Согдиану было необходимо прочно утвердиться в этих трех пунктах, лежавших на важных подступах к Самарканду. В 709 г. Кутейбе удается пробиться до самой Бухары и осадить город. Возможно, что этот успех следует объяснить смертью владетеля Варданы²³. После победы арабов под стенами Бухары согдийский царь Тархун²⁴ поспешил заключить мир с Кутейбою, который вернулся в Мерв. Поступок согдийского царя стоил тому трона, так как население Согдианы восстало и низложило его, а в следующем году Тархун лишил себя жизни. Готовность Тархуна пойти на мир с Кутейбою показывает, что после смерти владетеля Варданы коалиция согдийских и бухарских феодалов распалась.

Зимою 709 г. произошло крупное восстание в Тохаристане, во главе его стоял некто Незак, к которому присоединились владетели Балха, Мерверруда, Талекана, Фарьяба и Джузджана. Восстание это захватило Кутейбу врасплох: войска его были распущены на зиму, и ему пришлось ограничиться спешной отправкою в Балх частей мервского гарнизона под начальством Абдур-Рахмана. Весною войска Кутейбы прошли походом по Тохаристану, не встретив сопротивления. При содействии местных феодалов Кутейбе и Абдур-Рахману удалось пленить Незака, который был казнен по приказу ал-Хаджжаджа. После гибели Незака Тохаристан был окончательно присоединен к халифату, а тохаристанский правитель (ябгу) был отправлен заложником в Дамаск. Верный арабам владетель Чаганиана был сделан регентом на время малолетства сына прежнего ябгу. Вернувшись в Мерв, Кутейба выступил снова в поход за Амударью и, пройдя Железные Ворота, занял Кеш и Несеф. В Бухаре малолетний Тугшада был объявлен бухархудатом и в городе был поставлен арабский гарнизон. Параллельно с завоеванием новых территорий Кутейба проводил реорганизацию местной администрации и арабских войск, ряды которых стали пополняться местными уроженцами-иранцами. В следующем году Кутейба направил экспедицию против тюркского владетеля Забулистана с целью присоединения Систана к Хорасану. Владетель Забулистана поспешил признать арабскую власть, хотя одновременно послал посольство к китайскому двору в Чанъань с просьбой о содействии против арабов. В 711 г. начались приготовления Кутейбы к походу на Самарканд, где правил преемник Тархуна, Гурек, которому удалось удержаться в Самарканде в течение 27 лет. Поход на Самарканд был несколько отложен из-за событий в соседнем Хорезме, где происходили смуты.

О политической истории Хорезма до VIII в. нам ничего не известно. Под 751 г. «Таншу», анналы танской династии, упоминают хорезмийское посольство к китайскому двору, посланное хорезмийским государем Шаошифэнем²⁵. «Таншу» называют Хорезм — Хэсюнь, или Хэлисими, или еще Голи, и помещают его к северу от реки Уху (Окс, Амударья). Согласно «Таншу», на юго-западе Хорезм граничил с Босэ (Персия), на северо-западе — со страною тюрков-хэса (хазары). В VIII в. (и даже до XI в.) в Хорезме продолжала существовать старая иранская культурная традиция и зороастризм, который к концу X в. выродился во внешнее исполнение обрядов. Среди населения источники упоминают и православных христиан²⁶.

Кутейба вторгся в пределы Хорезма и оказал поддержку хорезмшаху, против которого восстал его младший брат Хурразад и примкнувшие к последнему феодалы-дехканы. Хорезмшаху пришлось принять условия Кутейбы и допустить в страну первого арабского наместника Ияса ибн Абдуллаха. Однако тот не сумел укрепить арабское влияние в области, и после ухода Кутейбы с войсками в Хорезме вспыхнуло восстание, которое было подавлено с большой жестокостью, и, согласно ал-Бируни, большинство земельной знати и городского населения Хорезма было вырезано арабами.

На обратном пути из Хорезма Кутейба двинулся против Самарканда. Этот поход 712 г. в Согдиану, в котором на стороне арабов уже дрались отряды бухарцев и хорезмийцев, видимо, являлся частью большого задуманного арабами плана похода против Китая. Еще в 711 г., когда арабский полководец Мухаммед ибн Касим завоевал Синд, иракский наместник ал-Хаджжадж обещал ему и Кутейбе наместничество в Китае, если кто первый из них достигнет этой страны²⁷. Табари (II, 1276) говорит о занятии Кутейбой Кашгара, что представляется маловероятным, ибо вряд ли арабский полководец вторгался в пределы Таримского бассейна²⁸.

В начале военных действий против Самарканда согдийский ихшид Гурек оказал энергичное сопротивление арабам и даже обратился с просьбой о содействии к владетелям соседних Шаша и Ферганы. Отряд, посланный владетелем Шаша и принявший кратковременное участие в борьбе, пытался атаковать арабов, но потерпел неудачу. Согдийцам пришлось просить о мире, и Самарканд был занят арабами, причем в крепости был поставлен арабский гарнизон под начальством Абдур-Рахмана. Ихшид Гурек, видимо, не согласился с поставленными условиями мира и покинул Самарканд, основав новый город Фаранкат в направлении Иштыхана. Сообщения арабских писателей трудно согласовать с данными орхонских надписей, в которых упоминается поход Кюль-тегина на Согд в 712 г. Вначале в действиях против арабов участие тюрков на стороне среднеазиатских иранцев не было значительным и вполне возможно, что на стороне последних дрались лишь отряды тюркских наемников на службе у согдийских и бухарских владетелей. Весьма вероятно, что первой крупной интервенцией тюрков в борьбе с арабами была посылка отряда владетелем Шаша, который в то время являлся уже тюркским владением со значительным тюркским населением.

Взятие Самарканда позволило Кутейбе основательно укрепить свои позиции в Мавераннахре. Несмотря на присутствие арабского гарнизона в цитадели Самарканда, Согдиана оставалась непокоренной, и только состояние ее крайнего разорения позволило арабам продержаться среди незамиренного края. В начале арабского проникновения арабские правители, по-видимому, не предпринимали активных шагов к насильственному внедрению ислама. В источниках сообщается о постройках Кутейбою мечетей в Бухаре и Самарканде, но это известие еще не доказывает стремления к распространению ислама среди покоренного иранского населения, так как мечети могли быть построены и для арабских гарнизонов.

После занятия Самарканда Кутейба стал подготовлять дальнейший этап в деле завоевания края — поход к Сырдарье. Поход этот стал необходимостью, ибо западные тюрки перешли к политике активной поддержки согдийских феодалов в их борьбе против арабов. В этом походе приняли участие и иранские отряды. Выступив из Согда, Кутейба разделил свои войска на две колонны: первая колонна, составленная из иранских отрядов, была двинута на Шаш, а вторая, образованная из арабской конницы, под начальством самого Кутейбы двинулась по направлению на Ходжент и Фергану. К сожалению, мы не имеем подробных сведений об этом походе. Мы знаем только, что первая колонна захватила Шаш, а второй пришлось сломить упорное сопротивление неприятеля у Ходжента. Обе колонны затем соединились у Касана. В источниках упоминается еще сражение у Минка в Уструшане.

По окончании похода к Сырдарье Кутейба послал в 713 г. посольство в Китай, вероятно, с целью укрепления торговых сношений, в которых арабы, как правители Согдианы, были весьма заинтересованы. В следующем году операции возобновились. Видимо, Кутейба установил свою базу в Шаше и оттуда продолжал продвижение на север, к Исфиджабу, которое было прервано только получением известия о кончине наместника Ирака — ал-Хаджжаджа. Кутейба поспешил вернуться в Мерв, оставив гарнизоны в Бухаре, Кеше и Несефе. Хотя халиф Валид I (705–715) и послал Кутейбе милостивое письмо и восстановил Хорасан снова отдельным наместничеством от Ирака, смерть ал-Хаджжаджа разрушительно повлияла на дело арабского завоевания западной Средней Азии. Снова вспыхнуло междоусобие среди арабских племен Хорасана. Завоевав Трансоксиану, Кутейба везде сохранил местные порядки и управлял страною при содействии местных феодалов. Только вопросы высшей администрации края и финансы находились в ведении его наместника, или вали. Мы уже упоминали, что при нем стали усиленно принимать иранцев в ряды войск и назначать чиновников из местных уроженцев. Все это не могло не повлиять на отношение арабских племенных вождей к правителю Хорасана. Во время своего последнего похода 715 г. Кутейбе пришлось даже перевести свою семью и имущество из Мерва в Самарканд и бдительно охранять рубеж Амударьи в своем тылу. Вступивший после смерти халифа Валида на престол Омейядской империи халиф Сулейман хотя и утвердил наместничество Кутейбы, но в то же время допустил роковую ошибку, разрешив арабским частям, входившим в состав оккупационной армии, разойтись. Кутейба, видя нежелание арабов продолжать завоевание, поднял мятеж, в котором и погиб. До конца ему остался верен лишь его личный конвой и некоторые из согдийских феодалов, которых он сумел привлечь своей проиранской политикой. Как ни странно, в лице Кутейбы ибн Муслима мы имеем первого восстановителя иранской государственности в западной части Средней Азии, находившейся под протекторатом западных тюрков. Кутейба, таким образом, явился создателем подножья Саманидского государства, этого последнего блестящего иранского государства Средней Азии. Со временем могила его в Фергане даже сделалась местом паломничества.

После смерти Кутейбы арабские завоевания в Трансоксиане быстро свелись на нет. При его преемнике Ваки ибн Аби-Суде арабские войска окончательно разложились. Отдельные попытки арабских вождей восстановить положение не привели к каким-либо ощутительным результатам. Халиф Омар II (717–720), видя невозможность удержать Мавераннахр, повелел арабским гарнизонам эвакуировать область, что, однако, не было исполнено местными военачальниками.

В 716 г. во главе тюргешской орды стал энергичный хан Сулу, который начал оказывать действенную поддержку феодалам Согдианы и Бухары в их борьбе против арабов и даже заслужил от последних прозвище Абу Музахим — «атакующий»²⁹. Согдийский владетель Гурек также поспешил воспользоваться ослаблением арабского влияния, к которому он до того относился довольно нейтрально, и стал подготовлять возвращение себе Самарканда, для чего он вел переговоры с тюрками-тюргешами и Китаем. Ослабление арабского влияния подняло значение Китая в западной части Средней Азии. Между 717–755 г. Согдиана и соседние владения Трансоксианы посылают многочисленные посольства ко двору в Чанъань, стремясь вновь восстановить старые связи с Небесной Империей. В 718 г. туда отправилось большое посольство³⁰ от Тугшады бухарского, согдийского ихшида Гурека, владетеля Кумеда — Нараяны, а также владетеля Чаганиана. Целью этого посольства было добиться вмешательства Китая в дела Мавераннахра. Послы также просили китайского императора воздействовать на тюрок-тюргешей, чтобы склонить их к выступлению против арабов. Император Сюань-цзун (712–756), однако, не нашел возможным открыто вмешаться в борьбу с арабами и, видимо, предпочел повлиять путем переговоров на тюрок-тюргешей, во главе которых стоял уже упомянутый нами энергичный хан Сулу. Между 721–738 г. тюрки-тюргеши неоднократно вторгались в пределы Мавераннахра и нанесли арабам несколько поражений.

Еще один удар арабскому господству в Трансоксиане нанес праведный халиф Омар II — он запретил сбор хараджа (налог) с принявших ислам, так как это противоречило установлениям пророка³¹. Эта мера значительно подорвала финансовое положение арабской администрации, которая до того времени продолжала собирать налог с принявших ислам местных среднеазиатских иранцев. Распоряжение Омара хотя и увеличило число перешедших в ислам, но весьма затруднило положение местной арабской власти. Назначенный Омаром новый наместник Хорасана и Мавераннахра ал-Джаррах еще был в состоянии поддержать престиж арабской власти в Мавераннахре, но разошелся с халифом по вопросу о сборе налога и был смещен в 719 г.

Воспользовавшись ослаблением арабской власти, иранское население Мавераннахра стало восставать против арабов. Согдийские феодалы обратились за содействием к тюркам-тюргешам. Китай со своей стороны сделал попытку возродить свое влияние в западной части Средней Азии. В 720 г. китайский двор утверждает владетелей Забулистана и Капиши, а также посылает инвеституру кашмирскому радже Чандрапиде. Все эти меры, однако, не смогли восстановить утерянное Китаем влияние. Не помог положению и союз, заключенный в 723 г. с кашмирским раджой Муктапидой Лалитадитьей, преемником Чандрапиды.

Помощник ал-Джарраха, Абдаллах ибн Ма'мар ал-Йашкура, еще пытался продолжить оставленное Кутейбой покорение северо-восточной части Трансоксианы и даже, если верить арабским писателям, подготовлял поход в Таримский бассейн. Во время похода ему пришлось столкнуться с соединенными силами согдийцев и тюрок-тюргешей, причем он был окружен тюрками и спасся только уплатив выкуп. Тюркские отряды подошли к самому Самарканду, но, не будучи в состоянии предпринять осаду города, отступили.

Уже упомянутая нами счастливая находка согдийского феодального архива в развалинах замка на горе Калаи-Муг, или «Крепость магов», позволяет значительно приподнять завесу над этой эпохой. Среди многочисленных согдийских документов на бумаге, коже и дереве, относящихся к первой четверти VIII в., был открыт и один арабский документ, блестяще разобранный и проанализированный В.А. и И.Ю. Крачковскими в Согдийском сборнике, изданном Академией Наук в 1934 г. Этот документ, согласно академику Крачковскому, датируется не ранее конца 717 г. и не позже апреля 719 г. и представляет собой письмо самаркандского владетеля Диваштича³², адресованное эмиру ал-Джарраху, наместнику Хорасана³³. Этот Диваштич, видимо, замещал Гурека, который после взятия Самарканда Кутейбой в 712 г. обосновался, как мы уже отметили выше, в Фаранкате. В письме упоминается еще имя Сулеймана ибн Абу-с-Сари, арабского финансового агента, или вали, Самарканда, который продолжал занимать известное положение и при следующих наместниках Хорасана. По происхождению он был местным уроженцем, перешедшим на арабскую службу, и играл видную роль в управлении краем, ибо непосредственно ему халиф Омар отправил инструкцию об организации постоялых дворов и почтовой службы. Впоследствии он был назначен начальником округов Кеша и Несефа³⁴.

После смещения ал-Джарраха в 719 г. наместником Хорасана стал Абд ар-Рахман ибн Ну'ейм ал-Гамиди. При нем произошло восстание согдийских феодалов при содействии тюрок-тюргешей. В 720/21 г. в Хорасан был назначен Са'ыд ибн Абд ал-Азиз, который пытался восстановить порядки, заведенные Кутейбой, и сговориться с местной земельной знатью, в чем он даже заслужил упреки со стороны местных арабских военачальников. Частая смена наместников Хорасана сильно подорвала арабский престиж. События заставили иракского наместника Омара ибн Хубейру посадить в Хорасане в 721 г. известного полководца Са'ыда ибн Амра ал-Хараши, прославившегося своей борьбою с хариджитами, выступавшими за равенство всех мусульман. По принятии должности ал-Хараши потребовал от восставших согдийских феодалов подчинения, но большая их часть предпочла покинуть пределы Согдианы и отступить к Ходженту и в Фергану. Отступившие к Ходженту повстанцы были преданы владетелем Ферганы, и им пришлось сдаться на милость победителей, причем большинство из восставших феодалов было жестоко и вероломно вырезано арабами, а участвовавшие в восстании представители торгового класса, как и прежде, были обложены тяжелой данью. Лишь малой части повстанцев удалось бежать к тюркам-тюргешам и впоследствии выступить отдельным отрядом в рядах тюркских войск против арабов. По овладении Ходжентом последовало взятие отдельных феодальных замков Согдианы, которые продолжали оказывать сопротивление, при этом ал-Хараши неоднократно прибегал к хитростям и затем умерщвлял сдавшихся на его милость защитников. Вышеупомянутый Диваштич затворился с жителями Пенджикента в замке Абгар³⁵, который был осажден арабскими войсками. Осадой руководил уже известный нам Сулейман ибн Абу-с-Сари. Убежденный сдаться под гарантию неприкосновенности, Диваштич был отправлен к Са'ыду ал-Хараши, который сперва отнесся к нему милостиво, но после взятия Кеша и Рабинджана неожиданно изменил свое отношение и казнил его. Этот поступок послужил поводом к смещению наместника в том же 722 г.

Вся Согдиана вновь оказалась оккупированной арабами. Преемник ал-Хараши, Муслим ибн Са'ыд ал-Килаби, всячески стремился заручиться содействием со стороны местного иранского населения в Хорасане и продолжал политику Кутейбы, назначая иранцев на важные административные должности. В этой политике он получил поддержку иракского наместника Омара ибн Хубейры. Так, он назначил местного уроженца Бехрама Сиса правителем, или марзбаном, Мерва. Вступление на престол халифа Йезида II (720–724) и смуты среди арабских племен в Хорасане сильно затрудняли положение арабского наместничества. Муслим готовился к походу на Фергану, когда вспыхнуло междоусобие между арабами-мударитами и арабами-йеменитами. Ему пришлось спешно отправить в Балх против восставшего гарнизона, состоявшего из арабов-йеменитов, своего помощника, энергичного Насра ибн Сайара. Покончив с восстанием в Балхе, Муслим двинулся в Трансоксиану. Столица Ферганы — Касан была осаждена, но взять город ему не удалось, так как были получены сведения о приближении тюргешского хана со значительными силами. Войску Муслима пришлось отступить, причем тюргеши шли по пятам и постоянно беспокоили противника, отступление которого быстро превратилось в поспешное бегство. Достигнув рубежа Сырдарьи, арабы обнаружили, что все переправы заняты отрядами восставших владений Шаша и Ферганы, и сумели пробиться лишь ценою больших потерь. В Ходженте арабам удалось несколько сорганизоваться и отступить к Самарканду под начальством Абд ар-Рахмана ибн Ну'ейма. Это поражение арабских завоевателей, известное у мусульманских писателей под именем «Дня жажды», было первым решительным поражением, нанесенным тюрками арабам. Один за другим стали восставать владения и города Трансоксианы. Новый наместник Хорасана, Асад ибн Абдаллах, пытался продолжить дело своего предшественника и укрепить арабский престиж, окружив себя опытными советниками³⁶. Но момент был упущен, и волнения в Трансоксиане продолжались, причем отряды тюрков-тюргешей снова появились под стенами Самарканда, и арабские власти в Хорасане не были в состоянии оказать содействие арабским гарнизонам Трансоксианы. Восстания распространились и на соседний Тохаристан, и в 726 г. наместнику Асаду пришлось воевать с тюргешами в Хуттале.

Ко внешним затруднениям хорасанского наместничества прибавились затруднения и внутреннего порядка, которые грозили подорвать арабскую власть в самом Хорасане. В арабской среде Хорасана продолжались смуты между мударитами и йеменитами, а в 724 г. между северными и южными арабскими племенами произошло кровопролитное сражение при Барукане. В то же время среди новообращенного в ислам населения Хорасана и северного Тохаристана стала крепнуть шиитская и аббасидская пропаганда. Уже при иракском наместнике ал-Хаджжадже Хорасан и соседний Тохаристан явились местом ссылки для многочисленных и наиболее активных элементов Алидов, которые в Иране нашли благоприятную почву для своих антиомейядских выступлений. Новообращенное в ислам иранское население хотя и принимало постепенно веру победителей, но в корне оставалось еще приверженцем староиранских понятий, и для него алидская пропаганда о возвращении власти в халифате семье пророка как бы соответствовала исконно иранскому представлению о «царе царей». Эти новообращенные иранцы не являлись равноправными членами арабских племенных объединений, а принимались племенами в свою среду в качестве клиентов, или мауля, что противоречило выраженной в Коране идее равенства всех мусульман. Несомненно, это положение неполноправных клиентов и присутствие в стране значительных и влиятельных национально-иранских группировок способствовало распространению алидской пропаганды, к которой стали примыкать и чающие освобождения национальные элементы, готовые использовать в интересах национального дела любую возможность. Постоянные сношения с Басрой и Куфой, этими центрами алидской пропаганды, поддерживали брожение в стране. При халифе Йезиде II началось энергичное проведение шиитской пропаганды специальными эмиссарами, странствовавшими под видом торговцев, которые в своей деятельности получали поддержку от арабов-раби и арабов-йеменитов. Умело распространялись среди населения пророчества о скором неминуемом падении Омейядов. В Хорасане появляется проповедник шиитства, некто ал-Хаддаш, который пытается возродить старые идеи Маздака о разделе земель. Хотя его воззрения и не имели ничего общего с шиитской пропагандой приверженцев Аббасидов, его все же рассматривали как ценного союзника для работы в стране феодального порядка, в которой аграрные реформы всегда имели много последователей. Только после его смерти в 736 г. Мухаммед ибн Али, глава дома Аббаса и ставленник Алидов, счел нужным выступить с запрещением учения ал-Хаддаша.

Наместник Хорасана, Ашрас ибн Абдаллах ас-Сулами (727–729), который первым решил упорядочить дело охраны среднеазиатских границ путем постройки пограничных фортов, или рабатов³⁷в 728 г. возымел мысль заставить все население Трансоксианы перейти в ислам, причем во исполнение предписаний Корана с новообращенных запрещалось собирать налог. Проповедь ислама на этих основаниях имела необыкновенный успех и сильно подорвала финансовое благосостояние наместничества. С мест посыпались возмущенные протесты арабских финансовых агентов, или вали, работа которых чрезвычайно затруднялась новыми распоряжениями наместника. Недоброжелательно к новому распоряжению отнеслись и местные феодалы, которые неприязненно смотрели на чрезмерное распространение нового учения с его демократическим характером. Ашрасу пришлось отменить свое распоряжение, приказав собирать налог со «всех тех, кто платил прежде».

Результатом отмены распоряжения и введения снова налога явилось крупное восстание в Трансоксиане, которое поддерживалось не только феодальной знатью, искавшей повода к вооруженному восстанию, но и мелкими земледельцами-дехканами, т. е. приняло народный характер. Согдийские феодалы обратились за помощью к тюркам-тюргешам, и арабам пришлось отступить за Амударью в пределы Хорасана. Оставлена была Бухара, и в 728 г. только гарнизоны Самарканда и Дабусии еще продолжали держаться. Согдийский владетель Гурек хотя и пытался сохранить доброжелательный по отношению к арабам нейтралитет, но в то же время отправил своего сына Мухтара в ставку тюргешского хана. Критическое положение в Трансоксиане заставило враждующие в Хорасане арабские фракции объединиться и принять меры к подавлению восстания. Крупные арабские силы были двинуты к Амулю на Амударье, но вначале не делали попыток перейти реку. Отряды же тюргешской конницы постоянно переходили через Амударью и даже совершили ряд набегов в пределы Хорасана. После значительного промедления, причины которого нам не ясны, арабские войска переправились через реку и двинулись на Пайкенд, причем чуть не погибли в песках, так как были отрезаны противником от воды, и только с большим трудом им удалось пробиться вперед и продолжить движение на Бухару. Сочтя арабские войска погибшими, ихшид Гурек открыто перешел на сторону тюрков-тюргешей и восставших согдийских феодалов. Однако когда арабам удалось снова сосредоточить все свои силы у стен Бухары, Гурек снова поспешил занять позицию нейтралитета. К 729 г. арабы сумели восстановить положение в Бухаре, и тюргешам пришлось отойти к Самарканду. Видимо, тюрки, действовавшие против арабов по соглашению с Китаем, стремились придать своему участию в борьбе с арабами национально-иранский характер и для этого в ставку тюргешского хана прибыл Хосров, сын Пероза и внук Йездегерда, последнего Сасанида. Восстание в Согдиане отразилось и на положении дел в соседнем Хорезме, где также начались волнения, которые, однако, вскоре удалось усмирить силами местных арабских гарнизонов.

Зимою 729 г. арабские войска под начальством Ашраса простояли в Бухаре, а тюргеши отошли дальше на север, к Шашу и Фергане. К весне вооруженная борьба между тюрками, согдийскими феодалами и арабами возобновилась. Новоназначенный хорасанский наместник Джунейд ибн Абд ар-Рахман ал-Мурри (729–734) лишь с трудом смог добраться до арабской базы в Бухаре. Ему удалось вынудить тюргешей к дальнейшему отступлению. У Зермана, по дороге на Самарканд, арабы снова одержали победу, причем среди пленных оказался племянник тюргешского хана. Из Согдианы арабские войска прошли на Термез, а оттуда — обратно в Мерв. В следующем году арабы намеревались снова двинуться в Тохаристан, но полученные известия о новом нашествии тюргешей на Трансоксиану вынудили их обратить все свое внимание на север. В начале 731 г. тюрки-тюргеши и согдийские повстанцы двинулись на Самарканд, причем в союзе с ними действовал и согдийский ихшид Гурек, прежде сохранявший нейтралитет. Начальник арабского гарнизона в Самарканде отправил наместнику Джунейду спешное донесение с просьбою о немедленном оказании помощи и присылке подкреплений. Джунейд выступил в поход с незначительными силами, к которым он присоединил некоторое число местных наемников. Перейдя Амударью, арабы двинулись к Кешу, а тюрки и их согдийские союзники заняли позицию, преграждавшую арабам путь на Самарканд. Джунейд пытался обойти позицию тюрков по горной тропе через Шандарский массив, но был застигнут неприятелем. Тюрки бешено атаковали арабов, смяв их головной отряд и вынудив их главные силы окопаться и вступить в невыгодный бой с наступающим противником. Джунейд послал приказ начальнику самаркандского гарнизона поспешить к нему на помощь. Часть арабского гарнизона выступила, но принуждена была принять упорный бой с тюргешами, которые зажгли степь, и почти все 12 тысяч арабских всадников погибли в пламени и под ударами наседавших тюргешей. Тем временем Джунейду удалось оторваться от противника и пробиться к Самарканду, откуда им было послано подробное донесение халифу, который в ответ спешно отправил в Хорасан подкрепления из Басры и Куфы. Тюрки не были в состоянии взять Самарканд и двинулись в Бухару, где и осадили арабский гарнизон, вероятно, с целью воспрепятствовать подходу арабских подкреплений к Самарканду. К зиме 732 г. тюргеши ушли из Согдианы, а Джунейд занял Бухару и в Чаганиане соединился с подходившими из Хорасана подкреплениями. Джунейду удалось удержать Бухару и Самарканд, и в течение дальнейших двух лет его наместничества положение оставалось спокойным и тюрки не возобновляли своих набегов.

После смерти Джунейда, в 734 г., в Тохаристане вспыхнуло снова восстание под начальством Харита ибн Сурейджа, поднявшего аббасидское черное знамя во имя «Книги Бога и сунны его Пророка». Глава повстанцев обещал не собирать налога с мусульман. Захватив Балх, повстанцы двинулись на Мерв, столицу Хорасана, и взяли Мерверруд. Арабы сумели отбить это нападение, но в следующем году восстание возобновилось и продолжалось некоторое время, окончившись отступлением Харита в Бадахшан. Национальные силы Согдианы не дремали и, воспользовавшись смутами в Тохаристане и Хорасане, захватили Самарканд, причем в руках арабов остались лишь Бухара и Кеш с Чаганианом. В 737/8 г. скончался Гурек, ихшид Самарканда, которому в течение долгого времени удавалось сохранить свою власть в части Согдианы. Его владение было поделено между его наследниками. Это привело к новому дроблению власти в Согдиане и ослаблению национально-согдийских сил, но арабы не были в состоянии воспользоваться этим обстоятельством, так как после восстания Харита новый наместник Хорасана Асад (734–738) принужден был заняться внутренним положением области. Столица ее была перенесена в Балх, древний культурный центр края, что не замедлило выгодно отразиться на настроении иранского населения, а также дало возможность направить все внимание на Тохаристан, в котором назревали серьезные события. В 737 г. арабы потерпели поражение в Хуттале, и только прибытие самого Асада позволило арабским войскам отступить к Балху. На помощь владетелю Хуттала прибыл отряд тюрков, которые вновь оказали активную поддержку иранским националистам. Тюрки остались зимовать в Тохаристане, причем к ним присоединился глава шиитского движения Харит. Тюргешский хан провел зиму в деятельной подготовке дальнейших действий против арабов. В союзных войсках приняли участие тохаристанский ябгу, согдийский ихшид и владетели Уструшаны, Шаша и Хуттала. По возобновлении военных действий тюрки и их союзники двинулись к Балху, где засел Асад с верными ему сирийскими арабами. Тюрки не смогли взять Балх, и, оставив его в стороне, они захватили Джузджан, откуда наводнили весь Тохаристан небольшими конными отрядами. Арабам все же удалось нанести тюргешам сильное поражение у Харистана, после чего тюрки ушли за Амударью. Эта победа значительно укрепила положение арабов в Тохаристане. Начавшиеся волнения в кочевьях тюргешей заставили хана Сулу отойти к Уструшане и далее на север. Волнения эти, вероятно, были инспирированы китайскими эмиссарами, которые работали над ослаблением мощи западнотюркской орды. Хан Сулу был убит в 739 г. Бага-тарканом (Курсул), и ханство тюргешей распалось на части, а с ним и последний большой племенной союз тюрков в западной части Средней Азии.

Местное население, уставшее от многолетних войн, разрушительных набегов арабов и тюрков-тюргешей, а также от тяжелого обложения налогом за время арабского господства, вновь обратило свои взоры к далекому Китаю, с которым его связывали давние торговые связи. Китай, однако, не смог воспользоваться открывающимися возможностями³⁸, и местные согдийские владетели вынуждены были снова искать поддержки у арабов. Наместнику Хорасана Асаду удалось рядом мудрых и своевременных мер привлечь на свою сторону некоторых из влиятельных местных феодалов Тохаристана и владений долины Амударьи, причем многие из них перешли в ислам и сделались мауля, или клиентами, арабов.

В 738 г. Асад умер, и наместником Хорасана был назначен влиятельный и энергичный Наср ибн Сайар (738–748), который за свою многолетнюю службу в Северо-Восточном Иране и соседней Трансоксиане был хорошо осведомлен о нуждах края и чаяниях населения. Со вступлением Насра в правление начался расцвет Хорасана и улучшение положения в Трансоксиане. Наср назначает талантливого Катана ибн Кутейбу начальником арабских гарнизонов Трансоксианы, включая Бухару и Кеш. В Мерве новый наместник объявляет свою знаменитую хутбу, в которой населению даровалась приемлемая система обложения налогом и в которой были обнародованы условия амнистии политическим противникам. Этот мудрый и дальновидный шаг сделал для укрепления арабского владычества в Трансоксиане больше, чем все дорогостоящие походы. Согдийцам-эмигрантам, бежавшим в свое время к тюргешам, было разрешено вернуться на родину. В 739 г. Наср был в состоянии снова без сопротивления занять Самарканд, а в следующем году он двинулся против Шаша, который являлся как бы авангардом тюркского вмешательства в дела Мавераннахра. Владетель Шаша поспешил отправить посольство в Китай с просьбой о помощи. Достигнув рубежа Сырдарьи, арабы нашли все переправы занятыми войсками Шаша с отрядами тюрков и повстанцев во главе с Харитом ибн Сурейджем. Дальнейшее развитие похода на Шаш нам не ясно. Видимо, было заключено соглашение, по которому Шаш принял арабского резидента и согласился на изгнание Харита в Фараб. В 744 г. Наср добился от халифа разрешения Хариту вернуться в Хорасан, где он, однако, вскоре снова поднял черное знамя Аббасидов, пока не погиб в 746 г. в бою с арабами-йеменитами. После военных действий против Шаша арабы прошли походом по Фергане (имеются три версии этого похода).

Во время правления Насра Хорасан достиг значительного экономического процветания. При нем проводилась в жизнь дальнейшая демократизация области, которая явилась одной из характернейших черт движения ислама. Параллельно осуществлялась и дальнейшая арабизация края, чтобы предотвратить попытки национальных сил завладеть властью. Так, в 742 г. арабский язык стал языком официальной переписки, сменив пехлеви, на котором продолжали писать до этого времени. К этим мерам принадлежит и перенос столицы области снова в Мерв из овеянного иранской традицией Балха. Наср был первым наместником Хорасана, решившим поддержать торговый и земледельческий классы местного населения, представлявшие большинство в Хорасане и соседней Трансоксиане. Для развития и укрепления старых торговых связей с Китаем Наср в 744 г. (также в 745 и 747 гг.) послал в Китай торговую миссию. Благодаря всем этим мерам положение в Трансоксиане настолько укрепилось, что даже аббасидские эмиссары не смогли посеять смуту среди населения Трансоксианы, где восстания начались только после успеха Аббасидов.

Последний год жизни Насра был омрачен восстаниями в Хорасане, начавшимися в связи с появлением в области в 747 г. Абу Муслима, уроженца Исфахана. Революционное движение, погубившее Омейядов, происходило под обычным лозунгом возвращения к «Книге Бога и сунны его Пророка».

После смерти халифа Хишама (724–743) омейядские халифы уже не были в состоянии противиться энергичной пропаганде последователей Аббасидов. Абу Муслим, действовавший от лица Аббасида Ибрахима ибн Мухаммеда, сумел привлечь на свою сторону иранских феодалов и земледельческое население края при помощи широкого синкретизма между исламом и старыми иранскими верованиями, особенно учением о перевоплощении. Арабизация управления, введенная Насром, несомненно, также сыграла известную роль в подготовке почвы к восстанию. Вокруг Абу Муслима объединились все местные элементы, враждебные Омейядам и их опоре — кайситам, иранские националисты, а также арабы-йемениты, причем положение еще осложнялось междоусобной распрей между йеменитами и мударитами. В 748 г. весь восточный Хорасан перешел в руки Абу Муслима, и Насру пришлось эвакуировать область (Наср умер в том же году в Иране).

Перемена власти в Трансоксиане прошла сначала без кровопролития. Уже в следующем, 749 г. власть в халифате перешла к Аббасидам. Волнения в Хорасане, связанные с деятельностью Абу Муслима, вновь вызвали на поверхность национальное движение среди владений Трансоксианы. Снова объявил себя независимым Шаш, и брожение распространилось на феодалов Согдианы. В 750/51 г. произошло восстание арабского гарнизона Бухары под главенством Шерика ибн Шейха ал-Махри. Это восстание, к которому присоединились арабы Хорезма, было прямым отголоском аббасидской революции. Против мятежников Абу Муслим послал Зийада ибн Салиха, которого поддержали бухархудат Кутейба и до 700 местных феодалов. Часть местного населения, видимо, приняла сторону восставших, и волнения перекинулись на Самарканд. Зийаду удалось, однако, подавить восстание и жестоко расправиться с повстанцами.

Тем временем на северо-востоке Трансоксианы поднимался новый грозный противник, с которым арабам пришлось вскоре победоносно столкнуться. После смерти тюргешского хана Сулу и распада тюргешской орды Китай вновь сделал попытку вмешаться в дела западной части Средней Азии. По просьбе владетеля Тохаристана император Сюань-цзун послал на Памир наместника Западного края корейца Гао Сяньчжи. Главной целью этого похода было помешать арабам соединиться с тибетцами, которые действовали в союзе с арабами и представляли угрозу китайскому влиянию в Западном крае.

В 747 г. Гао Сяньчжи совершил один из замечательнейших в истории походов в горные области к югу от Памира. Выступив из Сулэ (Кашгар) во главе отряда в 10 тысяч всадников, он перешел через высокие перевалы Барогиль³⁹ и Даркот⁴⁰ и занял горные долины Шугнана, Вахана, Ясина, Гилгита и Балтистана, прогнав оттуда тибетцев, которые продвигались на соединение с арабами к Тохаристану⁴¹. Победа Гао Сяньчжи укрепила влияние китайцев на Памирском стыке и отдала в их руки важный пограничный район, откуда имперские власти могли вести наблюдение за продвижением арабов и тибетцев, а также за событиями, совершающимися в иранских областях и в Северо-Западной Индии.

Дальнейшие операции Гао Сяньчжи были менее успешны. Призванный решить спор между владетелями Ферганы и Шаша, он неосмотрительно казнил последнего, что вызвало восстание населения, которое обратилось за помощью к арабам. Событие это совпало ç восстанием тюрков-карлуков в Тарбагатае. Арабы не могли оставаться простыми зрителями совершавшихся событий и летом 751 г. двинули свои войска под начальством Зийада ибн Салиха. Гао Сяньчжи с войсками вторгся в пределы Трансоксианы, но в июле 751 г. был окружен арабами⁴² и тюрками-карлуками и потерпел жестокое поражение в битве при Атлахе около Таласа, чему значительно способствовала измена тюрков-карлуков. Битва при Таласе является крупной датой в истории Средней Азии и отмечает конец китайского сюзеренитета в западной части Средней Азии. Поражение китайских войск послужило сигналом к общему восстанию среди народов Западного края (Таримского бассейна). Вся западная часть Таримского бассейна быстро подпала под влияние тюрков-карлуков, а восточная вошла в состав Уйгурского ханства.

Основные направления военных походов в Средней Азии в VIII в.

Победа арабского оружия не усмирила волнения в Мавераннахре. Войскам новоназначенного правителя Балха, Абу Давуда Халид ибн Ибрахима, пришлось подавлять восстание в Хуттале и Кеше, во время которого погибло много феодалов, казненных вместе с бухархудатом за участие в мятеже. Владетель Хуттала принужден был бежать в Китай, а владетель Уструшаны безуспешно просил китайцев о помощи.

Укрепив положение арабской власти в Трансоксиане-Мавераннахре, Абу Муслим принял меры к развитию торговых сношений с соседними владениями и, по примеру своих предшественников, послал посольство в Чанъань. Но Абу Муслиму не суждено было окончить начатое им дело. Аббасиды решили удалить человека, которому были обязаны своим возвышением. В 752/3 г. в Трансоксиане вспыхнуло восстание местных арабских резидентов — Шиба ибн ан-Ну'мана и Зийада ибн Салиха, действовавших по наущению халифа Саффаха. Восстание это не имело успеха, и первый из его главарей был казнен в Амуле, а второму пришлось бежать в Баркат, где он и погиб. Халифу все же удалось хитростью заманить Абу Муслима ко двору в Багдад, где он был предательски убит в 755 г. Ответом на это злодеяние было восстание местного населения в Хорасане, что доказывает, что Абу Муслим успел укрепить свое положение в области и что многие национально настроенные круги видели в нем своего представителя. Последователи Абу Муслима, смерть которого придала ему ореол мученичества, отличались белыми одеждами и белым знаменем, откуда и идет их иранское название — сапūд-джāмагāн. До нас дошли сведения о многочисленных восстаниях в Восточном Хорасане, принимавших обличие религиозных движений⁴³.

Местная феодальная знать довольно скоро примирилась со своим положением в составе Аббасидской империи, но широкие массы населения продолжали оказывать упорное сопротивление дальнейшей исламизации края. Аббасидское движение вначале, несомненно, пользовалось успехом в кругах иранских националистов и носило народный характер. Однако новые халифы быстро утратили связь с народными элементами. Влияние иранского элемента в административном аппарате все же продолжало усиливаться, иранцы занимали видные административные посты. Перенесение столицы халифата из Дамаска в Багдад только усилило это влияние.

Уйгуры

(745–840 гг.)

В предыдущей главе мы изложили ход политических событий, волновавших западную часть Средней Азии в VIII в. На обломках тюркских ханств VI‒VII вв. возникли два новых государственных образования: ханство тюрков-карлуков на западе и Уйгурское ханство на востоке, причем последнему было суждено значительно опередить своих предшественников на пути культурного расцвета.

Во время апогея своего могущества Уйгурское ханство простиралось от р. Или на западе до р. Хуанхэ на востоке. К югу от Тянь-Шаня уйгурские владения граничили с Тибетом, причем уйгуры вскоре распространили свою власть на весь Таримский бассейн. Ко времени занятия восточной части Таримского бассейна уйгурами относится начало тюркизации края и угасания старой тохаро-иранской культуры. Тюркизация западной части Средней Азии началась несколько позднее, в конце X столетия, с распространением ислама среди тюрков-караханидов и подчинения западной части края (Кашгар — Хотан) власти караханидских эмиров. Между 745–840 г. столица Уйгурского ханства помещалась в Карабалгасуне на Орхоне, недалеко от будущего Каракорума (Каракурам), столицы Великой Монгольской империи, которая в то время называлась Ордубалык («город-ставка»)¹.

После смерти первого хана уйгурской династии — Пэйло (742–756) на ханский престол вступил его сын Мояньчжо², или Голо-каган (756–759). В его царствование Уйгурское ханство достигло большого расцвета. Уйгурский хан, стоявший во главе десяти уйгурских племен (он уйгур), обменивался посланиями с императором Китая как равный с равным. Рост значения и могущества Уйгурского ханства виден уже из того факта, что в 758 г. послу аббасидского халифа пришлось оспаривать свое первенство с послом уйгурского кагана. Спор был решен церемониальной частью китайского двора: оба посла должны были войти в залу аудиенций одновременно, но через разные двери.

Походы кагана Мояньчжо перечислены в дошедшей до нас погребальной надписи на так называемом Селенгинском камне в урочище Шине-Усу³. В начале своего царствования каган Мояньчжо подавил восстание огузских племен, после чего Уйгурское ханство стали часто называть ханством десяти уйгурских и токуз-огузских поколений и племен (он уйгур токуз-огуз). В 751 г. Мояньчжо присоединил к своим владениям кочевья токуз-татар. В 755 г. уйгуры нанесли поражение народу басмалов, которые сидели в районе Гучэна, а в 758/9 г. оттеснили на северо-запад кыргызов.

Возвышение Уйгурского ханства совпало с периодом смут и междоусобных войн в Китае. Постоянное напряжение непрерывных войн и походов сильно ослабило Тайскую империю, в пределах которой стали одно за другим вспыхивать восстания, охватившие значительную территорию. Уйгурскому кагану пришлось неоднократно вмешиваться во внутренние дела Китая и своими войсками поддерживать падающий престиж династии. В 755 г. восточная столица империи — Лоян была взята киданьским генералом на китайской службе Ань Лушанем, который в следующем году захватил и западную столицу империи — Чанъань⁴. Император Сюань-цзун (712–756) был вынужден бежать в Сычуань, где он отрекся от власти в пользу своего сына, вступившего на престол под именем Су-цзуна (756–762). Новый император щедро вознаградил уйгурского кагана ценными подарками и титулами, уйгурам была обещана ежегодная дань в 20 тысяч кусков шелка. (Эти подарки часто создавали в умах степных владетелей впечатление, что они являлись сюзеренами Китая.) Этими событиями объясняется тот знаменательный факт, что Китай, как мы уже видели, не был в состоянии вмешаться в события, разыгравшиеся в западной части Средней Азии, и остановить продвижение арабов в Трансоксиану-Мавераннахр.

Незадолго до кончины кагана Мояньчжо китайскому двору пришлось согласиться на брак его с принцессой императорской крови, которая была отправлена в уйгурскую ставку, но после смерти кагана вернулась в Китай. Кагана Мояньчжо сменил его сын Идицзянь, правивший под титулом Дэнли Моуюй-кохан (каган) (759–780). Китайский двор послал в жены новому уйгурскому кагану принцессу императорской крови, которая умерла в 768 г. После этого в уйгурские кочевья была отправлена другая принцесса императорской крови, которая пережила Дэнли Моуюй-кагана, скончавшись в 790 г.

Уйгурские войска дважды брали Лоян — в 757 г. и затем в 762 г. После кончины императора Су-цзуна, в 762 г., было поднято восстание, возглавляемое Ши Чаои, который убедил уйгурского кагана напасть на Китай. Уйгурское войско уже выступило в поход, когда ловкому китайскому дипломату удалось уговорить Дэнли Моуюй-кагана вместо Чанъаня, где проживал танский император, двинуться на Лоян, где и утвердился Ши Чаои. Перейдя Желтую реку около Шаньчжоу (в Хэнани), 20 ноября 762 г. уйгурские войска взяли Лоян и, основательно разграбив, покинули его лишь в марте следующего года. В 763 г. Чанъань был захвачен тибетцами, а в следующем году уйгуры совершили набег на Фэнтянь, расположенный к северо-западу от Чанъаня.

После смерти кагана Идицзяня в 780 г. уйгурский престол захватил Дун Мохэ, правивший под титулом Алп Кутлуг билгä каган (кит. Хэ годулу, 780–789). В 787/8 г. он бракосочетался с китайской принцессой Сянь Ань, которая прожила в уйгурской ставке до 808 г. и была супругою четырех уйгурских каганов. Одновременно уйгуры просили китайского императора об изменении китайской транскрипции их имени хойхэ в хойху, которое более соответствовало их воинственному нраву.

В царствование кагана Алп Кутлуг билгä уйгуры вступили в многолетнюю войну с тибетцами, в которой они сражались на стороне Китая. В 783 г. уйгуры нанесли тибетцам решительное поражение в битве при Гучэне. Но в 787 г. тибетские войска снова продвигаются в северную часть Таримского бассейна и берут у китайцев Кучу, откуда их вытесняют уйгуры. В 791 г. тибетцы появляются под стенами Лунву (ок. Нинся), но уйгуры вновь вынуждают их к отступлению. Между 783–849 г. (и затем в 860 г.) тибетцами были оккупированы уезды Синина и Линьчжоу в Ганьсу.

Уйгурский каганат.

После смерти кагана Алп Кутлуг билгä уйгурский престол занял его сын Долосы (789–790), который правил под титулом Тäнгридä булмыш кÿлÿг билгä каган, но вскоре был отравлен. Сменивший Долосы его сын Ачжо (Кутлуг билгä каган) процарствовал до 795 г. Новому уйгурскому правителю пришлось продолжить военные действия против тибетцев. Как мы уже видели, в 791 г. уйгуры рассеяли тибетские войска под стенами Лунву. Растущая угроза тибетского нашествия на западные границы Китая вынудила китайцев искать новых союзников на Западе, и в 798 г. они заключили союз против Тибета с халифом Харуном ар-Рашидом(!).

Каган Ачжо умер, не оставив после себя преемника, и совет старейшин избрал на ханский престол сановника Кутлуга (кит. Гудулу), который правил под титулом Тäнгридä ÿлÿг булмыш алп Кутлуг улуг билгÿ каган (795–805). После кончины Гудулу власть перешла к его сыну Гуйлу (Тäгри билгä), которому вскоре наследовал хан Баои (Ай тäнгридä к̣ут булмыш алп билгä, 808–821), поставивший известную трехъязычную (на китайском, тюркском и согдийском языках) Карабалгасунскую надпись⁵. В 813 г. каган Баои отправил в Китай посла Инаньчжу с требованием себе в жены китайской принцессы. Не дожидаясь ответа императора, каган с отрядом в 3 тысячи всадников подошел к китайской границе, что вынудило танского правителя принять спешные меры к обороне северных рубежей империи. По смерти кагана Баои китайский двор не замедлил отправить китайскую принцессу, дочь покойного императора Сянь-цзуна, в жены его преемнику — кагану Чундэ (Кÿт тäнгридä улуг булмыш кÿчлÿг билгä Чундэ, 821–824). Принцессу сопровождало многочисленное посольство. С кончиной Чундэ на уйгурский престол вступил его младший брат, каган Чжаоли, в царствование которого в ханстве начались смуты. Каган Чжаоли погиб от руки убийцы в 832 г. Внутренними раздорами воспользовались кыргызы с верхнего Енисея, которые в 840 г. захватили ставку уйгурских каганов на Орхоне и убили царствовавшего кагана⁶. При взятии уйгурской ставки в руки кыргызов попала китайская принцесса Тайхуо, которая была послана в жены уйгурскому кагану в 821 г.⁷

После падения Уйгурского ханства в 840–843 гг. народ уйгуров распался на две группы, которые в течение нескольких столетий продолжали сохранять свою самостоятельность. Пятнадцать уйгурских поколений под водительством Сици Пантэлэ ушли на запад, в пределы кочевий тюрков-карлуков⁸. Между 843 и 860 г. ушедшие на запад уйгуры образовали отдельное ханство в районе Бешбалык (Гучэн) — Турфан (Кара-ходжа, или Хочо) — Куча — Карашар — Баркёль, с центром в Гаочане⁹ (Турфанский оазис), перенявшее оседлую культуру народа басмалов, от которых к уйгурам перешел титул правителя — идукут, продолжавший употребляться еще в XIII в. в форме идикут. Уйгуры Турфана хорошо известны мусульманским писателям, причислявших их к племенам тюрков-токуз-огузов¹⁰. Один из уйгурских ханов Турфана, Богра Сали Тутук, изображен на одной из фресок Безеклыка, относящейся к IX в. Между 981–984 г. китайский посол Ван Яньдэ посетил Уйгурское ханство в Гаочане, где он видел как буддийские храмы, в которых еще изучалась китайская буддийская литература, так и многочисленные храмы манихеев¹¹.

Другая группа уйгурских племен ушла из Монголии на юг и осела между 860–866 г. в районе Ганьчжоу в Ганьсу¹². Эти уйгуры принесли с собою манихейство, но скоро, под влиянием окружающего буддийского населения тибетцев и китайцев, перешли окончательно в буддизм (см. изображения уйгурских каганов на фресках Дуньхуана¹³). Китайские источники X в. касаются главным образом уйгуров Ганьчжоу, ханы которых продолжали титуловаться каганами¹⁴, и дают сведения о довольно многочисленных уйгурских посольствах, посещавших неоднократно двор Ляо. Между 1029–1097 г. упоминаются уйгурские посольства в столицу Сунов, Бяньлян (Кайфын). Уйгурское владение в районе Ганьчжоу просуществовало до XI в., когда в 1028 г. оно вошло в состав тангутского царства Си-Ся. После того как в Северном Китае утвердились чжурчжэни (Цзинь), в столицу новой династии в 1127 г. прибыло уйгурское посольство. Последнее уйгурское посольство упоминается под 1172 г.

Кроме двух вышеназванных групп уйгурских племен, сохранившихся после падения Уйгурского ханства, существовала еще одна, состоявшая из тринадцати уйгурских родов. Эта группа избрала себе ханом тегина Уцзз (Ügä?) и откочевала на юго-восток, к границам провинции Шаньси. Этих южных уйгуров мы неоднократно встречаем в китайских анналах. Перекочевав к границам Шаньси, хан Уцзэ потребовал от китайского двора предоставления ему кочевий в районе Тяньдэ в северо-западном Шаньси, откуда шел важный караванный путь в кочевья уйгуров на Орхоне¹⁵. Император У-цзун (840–846) отказал в требовании, и уйгуры еще некоторое время продолжали кочевать в южном степном поясе Монголии, беспокоя своими набегами пограничные линии Чжили, Шаньси и Шэньси. В 841 г. они совершили большой набег на Шофан. Вскоре среди южных уйгуров начались междоусобия, и орда распалась, причем часть ее подчинилась Китаю и была поселена в разных провинциях империи. Китай решил воспользоваться ослаблением южноуйгурской орды, и в начале 843 г. на ставку хана Уцзэ были двинуты войска, возглавляемые Лю Мянем и набранные из вассальных кочевых племен тюрков-шато, туюйхуней и дансянов. Лю Мяню удалось захватить ставку и освободить принцессу Тайхуо, которую уйгуры похитили у кыргызов, когда те везли принцессу в Китай. Хан Уцзэ бежал на север и в 847 г. погиб на Монгольском Алтае.

С уйгурами, осевшими в Ганьчжоу, Китай поддерживал довольно оживленные торговые сношения. Согласно китайским анналам, из кочевий уйгуров доставлялись яки, лошади, верблюды, рога маралов, драгоценные камни, соль, волосяные ковры, шкуры, кожи, бобровая струя и аммиачная соль. В эпоху расцвета Уйгурского ханства в Северной Монголии Китай был принужден покупать у уйгуров лошадей и платить за них дорогими шелками, часто себе в ущерб, лишь бы таким способом откупиться и избежать разрушительных набегов на пограничные области.

Уйгуры быстро сделались одним из культурнейших народов Средней Азии. В уйгурских кочевьях рано распространились буддизм, несторианство и манихейство. Выдающуюся роль в деле распространения этих учений среди уйгуров сыграли согдийские купцы, которым принадлежит значительная доля заслуги в деле просвещения среднеазиатских кочевых народов. От новосогдийского письма произошло уйгурское письмо, постепенно вытеснившее (в IX в.) старую тюркскую письменность, так называемое руническое письмо, которое, как мы уже отмечали, восходит к старосогдийскому письму. На уйгурский язык были сделаны многочисленные переводы буддийских текстов (например, перевод знаменитой буддийской философской энциклопедии «Абхидхармакоша»), фрагменты которых добыты археологическими экспедициями из района Турфана и Дуньхуана и среди которых имеются переводы не только со среднеазиатских языков, но и с древнеиндийского и китайского¹⁶.

Манихейство¹⁷, получившее распространение среди уйгуров после 762/3 г., имело многочисленных последователей в городах-оазисах Средней Азии. Основатель этого учения — Мани родился в 215/6 г. в Вавилонии и еще в молодости подпал под влияние гностических школ, распространенных в ту пору в Сирии и Вавилонии. В основе своей учение Мани, одно время стремившееся превратиться в мировую религию синкретического характера, представляет собой гностическое дуалистическое учение, которое на Западе, на территории Римской Империи, многое заимствовало от христианства, а на Востоке и особенно в Средней Азии испытывало влияние буддизма и даже пользовалось философской терминологией последнего.

Согласно учению Мани, проявленный мир является ареной вечной борьбы Доброго и Злого Начал. Дух человеческий принадлежит Доброму Началу, но тело — Злому Началу. Спасение есть освобождение духа и возвращение его в надземное царство Добра. Дух человеческий связан оковами материального мира, освободить от которых в мир приходят Посланцы Света — Иисус Христос, Будда, Заратуштра. Долг человека — отрешиться от всего, связующего его с материальным миром, и освободить Зерно Духа.

Последователи манихейства считали, что последнее божественное откровение принес на землю Мани, Посланец Света, апостол Иисуса Христа.

Согласно биографическим данным, дошедшим до нас в недавно открытых коптских отрывках Képhalaīa¹⁸, Мани в царствование Ардашира I совершил путешествие в Индию (240/41 г.), где, вероятно, и ознакомился с учением буддизма. По получении известия о кончине Ардашира он вернулся в Иран, где в Хузистане встретился с Шапуром I (241–272). Свою проповедь Мани начал при дворе Шапура и продолжал ее при сыне последнего — Хормузде I (272–273). По ан-Надиму («Фихрист»), Мани произнес свою первую проповедь в 242 г., в день восшествия Шапура на престол. Уже в царствование Шапура манихейство стало распространяться в Хорасане и в западной части Средней Азии, входивших в состав наместничества брата Шапура — царевича Пероза, бывшего последователем учения Мани. Интересно отметить, что Пероз чеканил монету с надписью «последователь Мазды, божественного, Пероз, великий царь кушан», а также с надписью «бог Будда»¹⁹. Эти надписи на монетах Пероза указывают на то, что Восточный Иран с соседними Бактрией и Согдианой явился благодатной почвой для распространения манихейства с его широкими синкретическими построениями.

В царствование Вахрама I (273–276) манихейство подверглось гонениям под влиянием реакционного духовенства, и сам Мани был заключен в темницу, где и умер в 276 г.²⁰ Во время преследований много манихеев бежало в Восточный Иран и Среднюю Азию, где возникли многочисленные манихейские общины верующих. Манихейство оказало сильное влияние на различные политико-религиозные секты, появившиеся в Хорасане в V–VI вв. Так, к манихейству близко стояло учение Маздака, который проповедовал в Нишапуре во времена царствования Кавада I (488–531) и Хосрова Ануширвана (531–570). В конце VI в. произошел раскол между манихеями Востока (т. наз. денавары) и манихеями Запада (дендары), во главе которых стоял манихейский наставник, живший в Вавилонии²¹. Манихеи Востока обвиняли своих западных собратьев в искажении учения. В дальнейшем манихеи не раз принуждены были покидать территорию халифата и искать убежища в Средней Азии и особенно в Согдиане. Так, в царствование халифа Муктадира (908–932) много манихеев бежало в Согдиану и, согласно ан-Надиму²², сам глава манихеев был вынужден переехать из Вавилонии в Самарканд. Ал-Бируни²³ упоминает о манихеях, встречавшихся в городах Хорезма. Несмотря на гонения, манихеев еще можно было встретить в Месопотамии, где существовали арабские переводы манихейских трактатов.

В Китае манихейство впервые появилось в 694 г. Учение Мани в Китае стало известно под названием «Учение Света» (Минцзяо), а манихеи — под именем мони, сам же Мани в китайской транскрипции именовался Мо-Мони (< Мāр-Мāнū). В 719 г. в столицу Китая Чанъань прибыл манихейский наставник и астроном, упоминаемый в китайских письменных источниках под своим титулом Дамушэ, т. е. «Великий možak»²⁴, который был послан ко двору императора Сюань-цзуна ханом Тохаристана. В 732 г. Сюань-цзун издал указ, разрешающий проповедь нового учения на территории империи, хотя и осуждающий учение о двух началах²⁵.

В 762 г., во время своего пребывания в Лояне, уйгурский каган познакомился с учением Мани, а уже в 763 г. манихейство было принято в ставке этого кагана и стало распространяться среди населения ханства. В манихейских рукописях из Турфана этот каган величается уже zaḥag-ī Мǡпī, т. е. «Эманация Мани»²⁶. Трудно сказать, насколько широкое распространение получило манихейство среди уйгуров. Во всяком случае влияние его было довольно кратковременным и быстро стало угасать после падения Уйгурского ханства. Махмуд ал-Кашгари, писавший во второй половине XI в., уже не упоминает о манихействе среди уйгуров. В эпоху монгольского завоевания (XIII в.) уйгуры исповедовали главным образом буддизм и несторианство. Кратковременный расцвет манихейства в Уйгурском ханстве все же оказал на уйгуров значительное культурное влияние. Многие религиозно-философские термины манихейства перешли через уйгуров к монголам²⁷.

Во время расцвета Уйгурского ханства манихейство, пользуясь мощной поддержкой уйгурского кагана, получило распространение в Китае. Так, в 768 г. по требованию уйгурского кагана китайскому императору пришлось согласиться на постройку манихейских храмов в Чанъане и в Лояне. Уйгурское посольство 806 г., имевшее в своем составе манихейского наставника, добилось разрешения на возведение манихейских храмов в Тайюани (Шаньси)²⁸. Падение Уйгурского ханства в 840 г. отразилось и на судьбах манихейства в Китае. В 843 г. был издан указ, запрещающий проповедь учения на территории империи. Однако, несмотря на официальные преследования, манихейские традиции еще долго продолжали существовать в Китае, где вплоть до XVII в. сохранялись в Фуцзяне²⁹.

В Таримском бассейне манихейство появилось еще до принятия его уйгурами. Так, в городе Банчуль (Аксу) существовала колония в 700 манихеев³⁰. В самом Турфане манихейские поселения встречались и до 763 г.³¹

До открытия обрывков манихейских писаний в развалинах древних городов Восточного Туркестана и в замурованной библиотеке Дуньхуана наука черпала свои сведения об учении Мани из полемических сочинений, направленных против манихеев и часто искажавших смысл учения. Благодаря археологическим исследованиям в Турфанском оазисе, на месте бывшего Уйгурского ханства, мы в настоящее время имеем многочисленные рукописи, написанные на трех иранских и уйгурском языках и содержащие фрагменты подлинных сочинений Мани.

Первые манихейские рукописи из развалин Турфанского оазиса были добыты в 1893–1899 гг. экспедицией Русского Географического Общества под начальством В.И. Роборовского и П.К. Козлова³². Манихейские рукописи петербургских собраний изучались академиками В.В. Радловым и К.Г. Залеманом. В Германии над манихейскими рукописями, найденными в ходе трех немецких экспедиций с 1902 по 1907 гг., работали Ф.В.К. Мюллер, А. фон Лекок, Ф.Х. Андреас, В. Ленц, В.Б. Хеннинг и др. Замечательными находками увенчалась и французская экспедиция П. Пеллио (1906–1908 гг.) в Турфанский оазис. Среди этого богатого рукописного материала, ныне хранящегося в библиотеках и музеях столиц Европы, следует упомянуть два хорошо сохранившихся текста на китайском языке: один философский трактат (написан, вероятно, около 700 г.), изданный и переведенный Э. Шаванном и П. Пеллио, и обширный манихейский псаломник. Почти целиком дошел до нас текст манихейской покаянной молитвы на уйгурском языке (т. наз. χνastuνānāfi), представляющий собой перевод с парфянского оригинала, написанного, вероятно, в III–IV вв.³³ В одном манихейском гимне на парфянском языке, изданном Андреасом и Хеннингом³⁴, говорится о Будде Шакьямуни, о буддийской нирване (nißrān < санскр. nirvāṇa), а Мани уподобляется Будде Будущего Века — Майтрейе (Mētraj < санскр. Maitreya). В тексте упоминаются такие древнеиндийские слова, как kumār (< санскр. kumāra) — «князь, царевич», lōy (< санскр. loka) — «мир», mōχšiγ (< санскр. mokṣa) — «освобождение».

Немецкие экспедиции привезли из Турфана не только манихейские рукописи, но и замечательные миниатюры, служившие иллюстрациями к ним. Находка манихейских миниатюр подтверждает сведения противников манихеев, что Мани пользовался живописью для проповеди своего учения. Эти миниатюры по своему стилю близко стоят к эллинистической живописи, остатки которой были открыты в г. Дура-Европос на среднем Евфрате академиком М.И. Ростовцевым и его сотрудниками³⁵. Многое в этих манихейских миниатюрах восходит к живописи сасанидского Ирана³⁶. На одной из фресок, обнаруженных в развалинах древних городов Турфанского оазиса, изображен сам Мани, окруженный манихейскими наставниками³⁷.

Манихеи занесли в Среднюю Азию и свое особое письмо, видоизмененное сирийское эстрангело. Среди открытых манихейских рукописей попадаются и написанные тюркским руническим письмом, как, например, фрагмент рукописи, найденный А. Стейном в развалинах Кара-ходжа в Турфанском оазисе³⁸.

Хотя Уйгурское ханство и утратило уже в IX в. свое значение в политической жизни Средней Азии, уйгурская культура и язык продолжали играть выдающуюся культурную роль среди тюрко-монгольских племен X–XIII вв.

Кидани

(405–1044 гг.)

Кыргызам, пришедшим на смену уйгурам в Западную Монголию, не удалось создать крупного государственного объединения, и в начале X в. они были покорены народом китаев (~ хитаи) и принуждены были уйти на северо-запад. Название хата или хитай, по-монгольски хитат, встречается уже в орхонских надписях. Наименование «хитат» затем было перенесено монголами на весь Китай и приобрело значение «данник, раб». В китайских анналах китаи появляются с 405/06 г. в связи с набегами на границы империи. Около 696 г. китаи через проход Шаньхайгуань проникли в Хэбэйскую область. Но императрица У-хоу призвала восточнотюркского хана Мочо, который нанес китаям решительное поражение. Набеги китаев упоминаются и в 734/5 г. В 751 г. китаи бьют китайцев к северо-востоку от Пинлу (ок. Пинцюаня).

Народ китаев, или кидани (кит. цидань),первоначально кочевали в районе Шара-Мурэна (Ляохэ). Согласно Шаванну, ставка киданьских ханов находилась около Цаган-Субурга в верховьях Цаган-Мурэна, притока Шара-Мурэна¹. Ж. Мюлли помещает киданьскую ставку в урочище Боро-Хочо при слиянии рр. Баин-Гол и Удзи-Мурэн². Кидани, или китаи, были, вероятно, народом монгольского корня и говорили на сильно палатализированном наречии монгольского языка³ под влиянием тунгусских наречий. Кидани быстро подпали под влияние соседней китайской культуры. Уже около 920 г. они создали свое особое письмо, основанное на китайской письменности⁴. В 1922 г. были найдены две киданьские надписи в склепе восьмого императора династии Ляо — Дао-цзуна (1055–1101), расположенном в горах, ограничивающих равнину Баарина около Байтацзы (древний г. Цинчжоу, разрушенный около 1120 г.)⁵. В.Л. Котвич обратил внимание на неизвестное письмо, образец которого воспроизведен в тибетском сборнике образцов различных письмен, и считает его за киданьское⁶. Религиозные верования киданей остаются для нас неизвестными. Вероятно, это был шаманизм, общий всем тюрко-монгольским племенам на заре их истории.

В 906 г. на киданьский престол вступил хан Елюй Абаоцзи (906–927), который около 924 г. завоевал Кыргызское ханство в Западной Монголии и в том же году посетил бывшую кыргызскую ставку на р. Орхон, где им было принято мусульманское посольство⁷. С завоевания киданями Западной Монголии начинается эпоха преобладания монгольских племен в северо-восточной части Средней Азии. Около 926 г. Абаоцзи завоевывает корейско-тунгусское царство Бохай, которое занимало обширное пространство от Дайдуна до Амура на севере, и завладевает его северной столицей Хуханьчэном (ок. совр. Нингуты)⁸. Сюзеренитет киданьской династии, принявшей в 916 г. китайское династическое имя Ляо, признали чжурчжэни, народ тунгусского корня, сидевший в Северной Маньчжурии, а также Уйгурское ханство Гаочана. Дальнейшая история династии Ляо принадлежит уже истории Китая.

Непрекращавшиеся смуты в Китае дали повод киданям вторгнуться в 936 г. в пределы империи и захватить весь север провинции Чжили и район Датуна в соседнем Шаньси. Киданьский хан поддержал генерала Ши Цзинтана, родом тюрка-шато, восставшего против династии Хоу-Тан. Во главе 50-тысячной конной армии он двинулся из Жэхэ через Чубэйкоуский проход и вторгся в пределы Чжили (Хэбэй). Ши Цзинтан был посажен на императорский трон и основал династию Хоу-Цзинь. В благодарность за оказанную ему помощь Ши Цзинтан передал киданям в 936 г. северный Хэбэй, включая Яньцзин (Пекин), и северное Шаньси, включая Юньчжоу (Датун). Преемник Ши Цзинтана, Ши Чжунхуй (943–947), пытался порвать с киданями, но потерпел поражение у Хэцзяньфу. В 938 г. киданьский хан Елюй Дэгуан (927–947) переносит свою столицу в Яньцзин (Пекин). В 946/7 г. кидани снова проникают глубоко в китайскую территорию и берут Бяньлян (Кайфын). Дэгуан, киданьский хан, одно время думал короноваться китайским императором, но восстания китайского населения в тылу киданьских войск вынудили его отойти на север. Хан скоропостижно скончался на пути в Жэхэ, и вспыхнувшие среди киданей междоусобицы на время устранили опасность их дальнейшего продвижения. Тем временем китайский командующий в Шаньси, Люу Чжиюань, родом тюрк-шато, провозгласил себя императором и основал династию Хоу-Хань. В 951 г. эта династия была свергнута и сохранила власть лишь в Шаньси, где продолжала править под названием Бэй-Хань в Тайюани. В Кайфыне утвердилась новая местная династия, принявшая название Хоу-Чжоу (951–960).

В 960 г. в Южном Китае утвердилась национальная китайская династия Сун, которой суждено было объединить Китай. В Северном Китае вспыхнула многолетняя междоусобица между Бэй-Хань, Хоу-Чжоу и Сун. Бэй-Хань поспешили признать себя вассалами киданей, что дало последним повод снова вмешаться в северокитайские дела. В 968 г. началась длительная война между киданями и Сунами из-за владения Бэй-Хань. В этом году основатель Сунской династии император Тай-цзу (Чжао Куаньинь, 960–976) пытался взять Тайюань, но принужден был отойти подоспевшими киданями. Его преемнику Тай-цзуну (976–997) удалось взять Тайюань и присоединить владение Бэй-Хань. Сунский император решил вновь завладеть землями к югу от Великой Стены (Юньчжоу и Яньцзин), которыми владели кидани. В 979 г. китайские войска прошли до Яньцзина (Пекин), но были разбиты киданьским военачальником Елюем Сиуго на берегу р. Гаолянхэ (к северо-западу от Пекина). Киданьские войска пытались вторгнуться в южный Хэбэй, но потерпели поражение под стенами Чжэндина.

В 982 г. скончался киданьский хан Елюй Сянь (968–982), и на престол был посажен малолетний Елюй Лунсиу (983–1031), от имени которого правила ханша Сяочжи. Император Тай-цзун решил воспользоваться создавшимся положением и открыл военные действия в 986 г. Крупные китайские силы двинулись одновременно на Юньчжоу (Датун) и Яньцзин (Пекин). Сунские армии захватили Датун, но потерпели поражение на р. Шахэ между Пекином и Баодинфу, причем кидани прошли разрушительным набегом по южному Чжили. Этот набег киданей удалось отразить лишь с большим трудом и напряжением всех сил империи. Военные действия продолжались до 989 г., в котором китайцам удалось нанести поражение киданям под стенами Баодинфу. В 1004 г. кидани снова вторглись в пределы Сунской империи и дошли до Даймина и даже грозили самой сунской столице — Бяньляну (Кайфын). Сунская империя переживала трудный момент, так как почти одновременно ее пределы были атакованы тангутским государством Си-Ся. Императору Чжэнь-цзуну (998–1022) пришлось заключить мир в 1004 г., по которому кидани эвакуировали южный Чжили, но продолжали владеть северными уездами провинций Чжили и Шаньси, включая Яньцзин (Пекин) и Юньчжоу (Датун). Граница между обоими государствами была проведена через местечко Богоу, расположенное между Пекином и Баодинфу⁹. Договор этот на некоторое время установил равновесие сил на северных границах Китая.

Кидани возобновили военные действия в сторону Средней Азии и Кореи. Корейский поход 1014 г. был неудачен, корейцам удалось призвать на помощь чжурчжэней, выступивших против своего сюзерена. На западе кидани берут в 1009 г. уйгурские владения Ганьчжоу и Сучжоу, но затем оставляют их. Около 1017 г. кидани-китаи пытались завладеть караханидскими владениями, но были вынуждены отойти, теснимые войсками хана Тугана. (Мы не знаем, каким путем кидани ходили походом на караханидские владения. Появление киданьских войск под Ганьчжоу и Сучжоу как бы указывает на дорогу через Хами. Но, с другой стороны, кочевники всегда предпочитали кочевой путь через запад: Монголию (Хангай — Алтай) и Джунгарию.) В 1044 г. кидани бьются с тангутами в Ордосе.

Домусульманские памятники Восточного Туркестана

(III–IX вв.)

Археология Восточного Туркестана — молодая наука. Но, несмотря на ее короткое существование, наши знания о прошлом человека значительно обогатились благодаря открытию многочисленных и исключительных по своему значению памятников древности, которые явили перед ученым миром выдающуюся страницу истории Азии.

Первыми, обратившими внимание на памятники древности Восточного Туркестана, были русские исследователи. О знаменитых пещерных храмах Цяньфодун в Дуньхуане (оазис Шачжоу) в западном Ганьсу, а также о развалинах городов в районе Хотана, засыпанных песком пустыни, впервые сообщил Н.М. Пржевальский¹. В деле собирания археологических памятников со стороны России особенно потрудился российский генеральный консул в Кашгаре Н.Ф. Петровский, который за свою долгую службу в крае составил богатое собрание, впоследствии переданное частью в Эрмитаж, частью в музей Русского Археологического Общества. О памятниках древности Восточного Туркестана писали братья Г. и В. Грумм-Гржимайло, совершившие путешествие в Западный Китай в 1889–1890 гг.² В 1898 г. по поручению Российской Академии наук в Турфанском оазисе работал Д.А. Клеменц³. В 1902 г. был основан Русский комитет Международного союза для изучения Средней и Восточной Азии, учрежденный в качестве центрального комитета этого Союза. В 1905–1906 гг. экспедиция этнографа М.М. Березовского посетила Кучарский оазис. В 1909–1910 гг. и затем в 1914–1915 гг. в Восточный Туркестан отправляются экспедиции под руководством академика С.Ф. Ольденбурга. Результаты первой из них, обследовавшей памятники древнего искусства Турфанского, Карашарского и Кучарского оазисов, были опубликованы в 1914 г. в «Кратком предварительном отчете Первой Русской Туркестанской экспедиции». Богатые материалы второй экспедиции, которая посетила пещерные храмы Дуньхуана, так и не были изданы. Следует еще упомянуть две лингвистические экспедиции профессора С.Е. Малова (1909–1911 и 1913–1915 гг.), снаряженные на средства Русского комитета для изучения Центральной и Восточной Азии.

Работы русских исследователей привлекли внимание западноевропейских ученых, которые поспешили включиться в археологическое обследование края. Древности Йоткана около Хотана впервые были исследованы французской экспедицией погибшего в Тибете Дютрель де Рейнса (1890–1895 гг.)⁴. Затем в хронологическом порядке следует большая экспедиция британского археолога А. Стейна, который в 1900–1901 гг. много и плодотворно работал в Хотане и в оазисах, лежащих вдоль южного караванного пути⁵. Следует добавить, что ранее, через посредство британского консула в Кашгаре и частных торговцев — британских подданных, небольшие собрания среднеазиатских древностей и фрагменты рукописей были приобретены Археологическим Департаментом англо-индийского правительства⁶. В 1902–1903 гг. состоялась первая прусская экспедиция под руководством профессора А. Грюнведеля, посетившая Турфанский оазис⁷. Вторая экспедиция, последовавшая в 1904–1905 гг. и возглавляемая д-ром фон Лекоком, успешно потрудилась в Турфане и Хами⁸. В следующем году состоялась третья немецкая экспедиция под руководством профессора Грюнведеля и фон Лекока, которая много поработала в Кучаре, Карашаре, Турфане и Хами. В 1907–1908 гг. Таримский бассейн снова посетил Стейн, исследовавший на этот раз не только оазисы, расположенные вдоль южного караванного пути, но и Турфан и Карашар, а также Дуньхуан, откуда он вывез обширное и ценное собрание рукописей и писанных образов, обнаруженных местным монахом в замурованной келье одного из пещерных храмов⁹. Почти одновременно в Восточный Туркестан отправилась французская экспедиция профессора П. Пеллио, которая успешно работала в Тумшуке около Маралбаши, в Кучарском оазисе и также побывала в Дуньхуане, откуда и ей удалось вывезти богатое собрание рукописей, особенно китайских, хранящихся в настоящее время в Национальной библиотеке в Париже¹⁰. В 1910–1911 гг. Восточный Туркестан посещается японской экспедицией графа К. Отани, а в 1913–1915 гг. в туркестанских песках снова работает Стейн, который в эту экспедицию посетил также Русский Памир, Таджикистан и Восточный Иран (Систан)¹¹. В 1913–1914 гг. в Кучарском оазисе и в Маралбаши вновь проводит свое обследование немецкая экспедиция под руководством фон Лекока¹². Война и послевоенные события в Китае прервали археологическое исследование Восточного Туркестана, и многочисленные экспедиции, посетившие Восточный Туркестан за последующие два десятилетия, уже не были в состоянии производить серьезных работ.

В период между III и X вв. н. э. владения, расположенные вдоль караванных путей, идущих через Таримский бассейн, принадлежали к индо-буддийскому культурному миру, влияние которого продержалось до конца X — начала XI в., когда западная часть Таримского бассейна подпала под влияние ислама. Китайские буддийские паломники, посетившие эти владения на своем пути в Индию, оставили нам краткие описания буддийских центров Таримского бассейна. Сюань Цзан сообщает много интересного о буддийских монастырях и святынях Карашара, Кучи, Яркенда и Хотана. По северному караванному пути, в Куче и Кашгаре, преобладало хинаяническое направление буддизма, тогда как в оазисах по южному караванному пути, в Яркенде и Хотане, а также в Турфане встречались главным образом последователи махаяны, т. е. северного буддизма. Это распределение буддийских сект в Восточном Туркестане следует иметь в виду при изучении памятников древности.

Восточный Туркестан (Синьцзян).

Буддийское искусство Средней Азии отличалось ярко выраженным синкретизмом стилей. В этом заключается его интерес, и этим объясняется его необычайная красочность и богатство символики. Мощное индийское влияние из Гандхары и Аджанты шло через Афганистан, где в начале 1920-х гг. французской экспедицией были открыты фрески Бамиана, которые позволили установить связующее звено между искусством древней Индии и Восточного Туркестана. По этому же пути в Восточный Туркестан проникло и влияние Таксилы (V в. н. э.), откуда в Среднюю Азию пришло искусство штампованных глиняных изображений. Это влияние особенно заметно на памятниках западной части Таримского бассейна, в Тумшуке и Йоткане в Хотанском оазисе. Как и в древней Таксиле, мастера Восточного Туркестана не имели под руками камня для создания своих произведений и принуждены были обратиться к глине. Занесенное в Среднюю Азию штампование глиняных изображений при помощи форм способствовало сохранению стиля, заимствованного из Гандхары. Кроме индийского влияния, первыми рассадниками которого явились многочисленные индийские торговые колонии по южному караванному пути, в край мощной волной шло культурное влияние соседнего Ирана, с которым основное население области было связано кровными и языковыми узами. В древности это влияние можно охарактеризовать как скифо-сарматское. С III в. н. э., со времени возвышения сасанидской династии, в крае появляется мощная и яркая волна сасанидского влияния, которая даже усилилась после завоевания Ирана арабами и вынужденного отступления приверженцев старой иранской традиции в пределы иранских областей Средней Азии, а оттуда проникла и в бассейн Тарима. Проникновению иранского культурного влияния способствовало распространение манихейства среди иранского населения Таримского бассейна и в особенности среди тюрков-уйгуров Турфана, где, как мы уже отмечали, манихейство даже сделалось государственной религией и исповедовалось уйгурскими ханами. Через Иран в Восточный Туркестан доходило влияние Византии и эллинистического Востока¹³, которое держалось в кругу несторианских колоний по городам-оазисам Таримского бассейна. Китайское влияние постоянно просачивалось в край вместе с торговыми караванами. Можно различить две эпохи усиленного распространения этого влияния: эпоху ханьской империи и особенно же эпоху VII–VIII вв., когда танские императоры сумели утвердить сюзеренитет Китая до рубежей Индии и Афганистана.

Памятники буддийского искусства Восточного Туркестана распадаются на несколько основных групп. Южную, или хотанскую, группу составляют памятники Йоткана, Равака, Дандан-Ойлыка, Ния, Эндере и Мирана. Над исследованием хотанских древностей особенно много потрудился британский археолог А. Стейн, после которого в Хотанском оазисе работали японские ученые Т. Ватанабе и Кенью Хори¹⁴. В Ния, где в первые века нашей эры существовала торговая колония индийцев, Стейном были найдены многочисленные деловые документы, написанные на деревянных табличках письмом кхароштхи¹⁵. Памятники Равака принадлежат к гандхарской школе и притом к лучшему ее периоду¹⁶. Среди них следует особенно отметить замечательный барельеф ступы, изображающий стоящих бодхисаттв. Стейн относит равакскую ступу к первым векам нашей эры. В Дандан-Ойлыке британский ученый открыл буддийские фрески, датируемые VIII в. Фрески эти отличаются смешением индийского и китайского стилей, хотя, вероятно, были созданы иранскими мастерами¹⁷. В Миране, к югу от Лобнора, были найдены памятники, относящиеся к I в., а также к VIII–IX вв.¹⁸ Несмотря на отдаленность Мирана от крупных культурных центров Таримского бассейна, в памятниках его заметно влияние эллинистического Востока, вероятно, занесенное выходцами из Сирии, которые вместе с исповедуемым ими несторианством проникли глубоко в Азию. Одна из открытых Стейном фресок снабжена надписью письмом кхароштхи, сообщающей, что она была писана неким Тита, имя которого ученый считает за пракритизированную форму римского Titus.

Западная группа (Кашгар, Тумшук, Яркенд) менее богата памятниками. В Тумшуке экспедицией П. Пеллио были найдены многочисленные глиняные фигурки и барельефы, отмеченные печатью ясно выраженного греко-буддийского (гандхарского) влияния. Памятники Тумшука датируются около IV в.

Чрезвычайно обширна так называемая северная группа, которая, в свою очередь, делится на две ясно обозначенные группы памятников. К первой относятся памятники Кучарского и Карашарского оазисов, ко второй — Турфанского оазиса. Э. Вальдшмидт выделяет памятники Кучарского оазиса (Кизил, Кумтура, Кириш, Дулдул-ахур) в особую эпоху (до VIII в.). Архитектурные памятники древности Кучарского оазиса представлены ступами, вихарами и пещерными храмами, называемыми по-тюркски мин-уй («тысяча домов»). Все эти памятники отличаются чрезвычайно красочным синкретизмом стилей. Различают два стиля: в первом преобладает индийское (гандхарское) влияние с примесью иранского элемента в деталях; второй стиль характеризуется сильным иранским (сасанидским) влиянием и новой цветовой гаммой с преобладанием синих ультрамариновых тонов. Исследователя поражает богатая тематика и символика фресок, которые еще потому интересны, что буддийское искусство кучарских пещерных храмов принадлежало к хинаяническому направлению (в эпоху, предшествовавшую VIII в., кучарские монахи являлись последователями секты сарвастивадинов).

Особенно интересны пещерные храмы Кизила¹⁹, большинство которых, до тысячи пещерных помещений, принадлежит к эпохе, предшествовавшей VIII в. Следует особо отметить фрески так называемой «пещеры павлинов», фрагменты которых в настоящее время выставлены в Берлинском этнографическом музее. На одном из них изображен Готама Будда в виде подвижника-аскета, сидящего под деревом Бодхи, а справа от него — одна из дочерей духа зла Мары, испытующая подвижника. Изображение это тесно связано со своими гандхарскими прототипами из Лахорского музея и Берлинского собрания. Многочисленны изображения сцен из земной жизни Готамы Будды, сюжетов известных буддийских сказаний — джатак и авадан. Интересна символика, говорящая о тленности земного существования: на одной из фресок запечатлен монах, вызвавший перед своими слушателями образ молодой девушки, сквозь который просвечивает скелет. На другой фреске можно видеть монаха-созерцателя, перед умственным взором которого предстает череп — символ тленности. Мотив черепа встречается также на фризах вместе с лиственным орнаментом. Следует также отметить изображение двуглавого гаруды и любопытное изображение гаруды с человеческим лицом²⁰.

Особого внимания и изучения заслуживают фрески Кизила и Кумтуры, запечатлевшие богатых жертвователей и представителей местной феодальной знати. Германские ученые видят в них тохаров, на языке которых говорили в районе Кучи — Турфана до VIII в. Фрески эти, в которых иранское влияние является преобладающим, поразительно напоминают средневековые изображения европейских рыцарей и их дам, а также изображения сарматских воинов на стенах склепов в некрополе Пантикапея. Князья и представители тохарской феодальной знати, запечатленные на стенах восточнотуркестанских храмов, предстают перед нами в богатых, расшитых однобортных кафтанах с отложными отворотами, наподобие польской «уланки», обшитых тяжелой бахромой (см. фреску из пещеры «16 меченосцев» в Кизиле, ок. VII в.²¹). Кафтан подпоясан узким кожаным поясом с металлическими бляхами или серебряным набором, спереди к нему прикреплен короткий прямой меч — скифо-иранский акинак, а на левом боку — длинный прямой «сарматский» меч с крестообразной рукоятью (крыж). На ногах — высокие мягкие сапоги-ичиги. На большинстве фресок тохарские рыцари изображены без головного убора, но на одной из росписей из Кириша²² можно видеть коленопреклоненного жертвователя с расшитой тюбетейкой на голове.

На одной из фресок Кизила²³ изображены вооруженные всадники, закованные в броню. Тут и бахтерцы, и орнаментированные зерцала, и, наконец, длинные кафтаны-куяки с высоким стоячим воротником, обшитые крупными металлическими пластинками. Кроме дощатой брони встречаются и кожаные латы, бывшие на вооружении китайских войск эпохи Хань. На голове — иранской формы шлемы-шишаки и «ерихонки», снабженные кольчужной сеткой, или бармицей. Кроме вышеупомянутых акинака и длинного «сарматского» меча, всадники были вооружены луками, которые носились с колчаном и налучьем с правой стороны, а также пиками, булавами и боевыми топорами (топор с обухом и двойной топор)²⁴. Имелся на вооружении и небольшой круглый щит, возимый всадником за спиною²³. Конское снаряжение, седло и оголовье, так же как и вооружение всадника, носили ясно выраженный иранский характер. Следует отметить и наличие стремян (на фресках Шорчука и Хочо, ок. VIII в., а также на изображениях всадников на коне и верблюде на деревянных табличках, найденных Стейном в Хотане).

Женский наряд состоял из широкой расшитой юбки и кофты с отложными отворотами, расшитой узором по краям²⁶.

Кроме высокопоставленных жертвователей, на фресках пещерных храмов Кизила изображены мастера-иконописцы за работой. По их наряду мы можем судить о костюме городских жителей тохарской эпохи. Короткий кафтан, стянутый в талии поясом, на котором висит короткий меч-акинак, напоминает домашний кафтан Московской Руси (зипун). Ворот (низкий, как у черкески), обшлага и края расшиты. С правой стороны отложной отворот, как и у кафтанов феодальной знати²⁷. На ногах шаровары и уже знакомые нам ичиги. Восточнотуркестанский костюм в домусульманскую эпоху заслуживает внимательного изучения. Важные выводы могут быть сделаны из сравнительного изучения восточнотуркестанского костюма и костюма Московской Руси. Этой интересной и богатой теме автор настоящего труда намерен посвятить отдельную работу.

В памятниках Карашарского оазиса (Шорчук, VI–VIII вв.) заметно сильное влияние Гандхары и искусства Гуптов²⁸. В более поздних фресках пещер Кумтуры, Кириша (Кучарский оазис) и Шорчука появляется уже китайско-уйгурское влияние, пришедшее из соседнего Турфана.

Турфанский оазис, с его многочисленными памятниками тохарского и уйгурского прошлого (Идикут-шахри, Муртук, Безеклик), датируемыми VII–X вв., являлся крупным центром культурной жизни края. Большинство памятников отмечены печатью уйгуро-китайского стиля, в котором индийское (Гупты) влияние теснее сплетается с влиянием Китая эпохи Тан. Последнее особенно сказывается в орнаментике, в трактовке пейзажа и в костюме. Следует отметить, что среднеазиатскими мастерами были созданы иконографические типы воинственных царей-хранителей четырех стран света, локапала, и воинствующего Держателя Молнии — Ваджрапани, которые затем утвердились в буддийском пантеоне Китая и особенно Японии. Одним из наиболее значительных памятников Турфанского оазиса являются развалины монастыря в Безеклике около Муртука. В Турфанских буддийских храмах особенно многочисленны сцены, изображающие обеты, или пранидхи (санскр. praṇidhāṇa) Будды Шакьямуни, произнесенные Буддою в своих прошлых существованиях (например, сцены из «Дипанкара-джатаки»). Искусство Турфана принадлежит уже к махаяне, и на некоторых фресках заметно влияние мистического ее направления — тантраяны, которое Э. Вальдшмидт²⁹ ставит в связь с тибетским завоеванием края. Среди туфанских памятников особого упоминания заслуживает фриз, изображающий уйгурских ханов-жертвователей из Идикут-шахри. Если сравнить этот фриз с изображениями тохарских жертвователей из Кизила и Кумтуры, можно ясно увидеть, что турфанский фриз принадлежит к иной художественной школе и создан для иной среды. Уйгурские ханы и их жены изображены одетыми в пестрые расшитые кафтаны и высокие головные уборы. Детали костюма указывают уже на сильное влияние соседнего Китая, откуда шли шелковые ткани и предметы роскоши. Следует также отметить исключительные по интересу образа на шелку манихейского содержания и фрагменты сасанидских тканей, свидетельствующие и об иранском влиянии в Турфанском оазисе, которое предшествовало утверждению уйгуров в VIII в.³⁰ Многое в Турфанских фресках уже напоминает искусство Дуньхуана, с которым существовал культурный обмен.

Дуньхуан с его знаменитыми пещерными храмами «Тысячи Будд» (кит. Цяньфодун) стоит на рубеже среднеазиатского и китайского культурного мира. Искусство восточной части Средней Азии нам теперь хорошо известно по замечательным находкам писанных образов, сделанным А. Стейном, а также П. Пеллио в пещерных храмах Дуньхуана. Пеллио мы обязаны также альбомом фотографий с пещерных фресок, заснятых его спутником Нуэттом. Выдающиеся образцы собрания Стейна были изданы отдельным альбомом прекрасных репродукций³¹. Пещерные храмы «Тысячи Будд» в Дуньхуане сохранили до нашего времени исключительный ансамбль живописи эпохи Тан, которая нам была почти неизвестна. Открытые Стейном и Пеллио писанные образа являются первыми датированными живописными изображениями танской эпохи. Наиболее ранняя икона собрания Пеллио датирована 720 г. и изображает буддийского учителя Кашьяпу. Наиболее раннее изображение из собрания Стейна — «Четыре аспекта Авалокитешвары»³² датировано 864 г., большинство же остальных датированных образов относится к концу IX — началу X в. Большая часть образов представляет собой работу китайских живописцев и исполнена в китайском стиле. Многообразие культурных влияний, скрестившихся на среднеазиатских путях, отразилось и на стиле и иконографии дуньхуанских образов. Стиль многих изображений смешанный, причем в некоторых заметно еще сильное индийское влияние, а также индо-непальское и даже тибетское. Изображения смешанного стиля принадлежали, вероятно, либо китайским мастерам, стремящимся удовлетворить местные вкусы и, возможно, работавшим на основании существующих местных образцов, либо мастерам местных художественных школ. На некоторых из них индийское влияние еще настолько сильно, что руку китайского мастера выдает только живопись и гибкость рисунка. Большинство живописных изображений, открытых в Дуньхуане, представляют собой писанные образа, пожертвованные в храмы в память умерших родственников жертвователей и выполненные на шелку, полотне и бумаге. Среди образов собрания Стейна имеются и несколько вышитых³³. Все открытые образа буддийского содержания.

В научной литературе уже отмечалось существование общих черт между этими изображениями и произведениями итало-нидерландских мастеров XV в. И в том и в другом случае главные персонажи буддийских и христианских легенд изображены согласно установленным канонам, окружающие же их жертвователи, отдельные сцены, стиль архитектуры, орнаментика — все это исполнялось в местном стиле.

Среди открытых в Дуньхуане образов преобладают изображения мандал и паривар, или окружения различных будд и бодхисаттв, как то: Будды Амитабхи, Будды Врачевания (санскр. Bhais̮ajyaguru)³⁴, бодхисаттвы Манджушри, бодхисаттвы Кшитигарбхи, блюстителя ада и владыки шести миров³⁵, и бодхисаттвы Авалокитешвары, образа которого наиболее многочисленны в собрании³⁶. Следует также отметить образа, изображающие сцены из земной жизни Шакьямуни Будды, так называемые «четыре встречи»: зачатие, рождение в саду Лумбини, первые семь шагов новорожденного Будды, отъезд на коне Кантхака³⁷. Большой интерес представляет образ, изображающий знаменитые статуи Будды, почитавшиеся в различных святых местах Индии: изображение Готамы Будды в момент просветления, находившееся, по свидетельству Сюань Цзана, в Бодх-Гае в Магадхе; серебряная статуя Будды в Капише (долина Кабулруда) и т. д.³⁸ В то время как бодхисаттвы дуньхуанского собрания еще сохранили свои индийские одеяния, хранители стран света, или локапала, уже закованы в панцири китайского образца. Особым почитанием верующих пользовались царь-хранитель Севера — Вайшравана и владыка Запада — Вирупакша³⁹.

Кроме писанных образов богатой раскраски, в собрании из Дуньхуана имеются и фрагменты рисунков работы прекрасных рисовальщиков, вложивших в свои произведения много экспрессии и тем ожививших установленные трафаретные иконописные образцы. На табл. XXXIII альбома Стейна воспроизведен рисунок, на котором мы видим странствующего монаха с тигром, названного в описании картин собрания⁴⁰странствующим отшельником. Следует заметить, что рисунок этот изображает духовного проповедника Дхарматалу, который обычно изображался вместе с 16 великими архатами, и, вероятно, дуньхуанский фрагмент представляет собою часть большой композиции «16 великих архатов»⁴¹.

Из образов французского собрания, находящегося в Музее Гимэ, упомянем сцену рая Будды Амитабхи, который занимал особое положение в буддийском пантеоне Средней Азии, сцену искушения Готамы Будды, изображение многорукого Авалокитешвары и образ, изображающий чудеса Авалокитешвары, согласно гл. XXV «Саддхармапундарика-сутры» (санскр. Saddharmapuṇḍarīka), а также образ бодхисаттвы Кшитигарбхи⁴².

Саманидский период

(IX–X вв.)

Политика Аббасидов, опиравшаяся на иранское население Трансоксианы-Мавераннахра, способствовала быстрому росту национально-иранских устремлений и заложила основание для культурного возрождения Восточного Ирана. При Аббасидах иранцы занимали видные административные посты в государстве, а должность везира со времени правления халифа Мансура (754–775) находилась в иранском роду Бармакидов, влиятельных потомков сасанидских администраторов. В Хорасан стали назначать местных иранских владетелей, которые постепенно приобретали самостоятельность.

Первое столетие правления Аббасидов в Хорасане и Трансоксиане ознаменовалось рядом крупных религиозных движений, некоторые из которых приняли характер политических национально-освободительных восстаний. Особенно многочисленны были восстания арабов-шиитов в Бухаре, так как области Восточного Ирана продолжали служить ареной деятельности Алидов. В 777 г., при халифе Махди, вспыхнуло восстание в Бухаре под главенством хариджита Юсуфа ал-Барма, которому даже удалось захватить Мерверруд, Талекан и Гузган. Хариджитские движения распространились и на соседние области Систана и Бадгиса в Тохаристане. В Бадгисе еще в 767 г. произошло восстание иранского пророка Ашнаса. Источники говорят и о деятельности секты «людей в белых одеждах», последователей Абу Муслима. Около 776 г. было поднято восстание, возглавляемое неким Хашимом ибн Хакимом, уроженцем Мерва, утверждавшим, что он представляет воплощение Бога, являвшегося прежде в лице Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса, Мухаммеда и Абу Муслима. Этот проповедник своеобразного религиозного синкретизма, всегда бывшего популярным на стыке Ирана и Индии, носил зеленый плат перед лицом, откуда его арабское прозвище ал-Муканна — «закрытый покрывалом». Проповедь его имела успех в районе Кеша и Несефа, причем источники сообщают, что ал-Муканна обращался за поддержкою к тюркам и что ему оказывал содействие бухархудат Бунийат. Восстание было подавлено только при наместнике Мусайабе ибн Зухейре (780–783), причем погиб и бухархудат. Секта, однако, продолжала существовать в Трансоксиане и после подавления восстания. Несомненно, что местные среднеазиатские иранские феодалы стремились использовать эти религиозные движения в своих национальных интересах. Так, в 806 г. произошло восстание Рафи ибн Лейса, внука известного омейядского наместника Хорасана и Мавераннахра — Насра ибн Сайара. Рафи ибн Лейсу удалось умертвить начальника арабского гарнизона Самарканда и завладеть столицей Согда. Восстание приобрело внушительные размеры: в нем принял участие владетель Чача со своими тюркскими отрядами, оказали поддержку Фергана, Ходжент, Уструшана, Чаганиан, Бухара, Хорезм и Хуттал¹. Я'куби прибавляет, что повстанцы получили помощь и от сырдарьинских тюрков-токуз-огузов, карлуков² и даже тибетцев. Восстание было подавлено лишь к 810 г., и оставленный своими союзниками тюрками Рафи ибн Лейс принужден был сдаться на милость победителей и был помилован халифом Мамуном.

В VIII в. среднеазиатские владения пользовались значительной самостоятельностью, и арабским наместникам пришлось снова восстанавливать арабский сюзеренитет. В царствование халифа Махди (775–785) наместник Ахмед ибн Асад ходил походом в Фергану, и вскоре после этого похода Махди послал обращение к трансоксианским владетелям с предложением признать сюзеренитет Аббасидского халифата. Среди выразивших готовность признать власть халифа упоминаются ихшиды Согдианы и Ферганы, афшин Уструшаны, карлукский ябгу, каган токуз-огузов и даже царь Тибета и император Китая! Это признание аббасидского сюзеренитета влиятельнейшими владетелями Мавераннахра еще не означало полного замирения обширного края и включения его в орбиту Аббасидского халифата. Представляется маловероятным, чтобы карлукский ябгу и каган токуз-огузов, не говоря уже об императоре Китая, связали бы себя вассальными обязательствами. Вероятнее всего, имели место обычные в таких случаях посольства с заверениями о взаимном доброжелательстве. Уже в царствование халифа Харуна ар-Рашида (786–809) наместник Хорасана Гитриф ибн Ата (792–793) принужден был посылать войска в Фергану против вторгшихся в ее пределы тюрков-карлуков, а принцу Мамуну во время его пребывания в Хорасане (809–818) пришлось посылать войска в Согд, Уструшану и опять в Фергану. Мамун, сын ар-Рашида, был рожден от наложницы халифа — иранки, и с его воцарения начинается период дальнейшего укрепления иранского влияния. После его победы над своим братом Амином администрация восточноиранских областей окончательно перешла в руки иранцев. Халиф ал-Ма'мун (813–833) взошел на халифский престол при содействии восточноиранского вождя Тахира, который в 820/21 г. был утвержден наместником Хорасана и основал первую самостоятельную иранскую династию в Северо-Восточном Иране. Тахир скоропостижно скончался в ноябре 822 г. вскоре после объявления им самостоятельности и прекращения упоминания имени халифа в хутбе. Его преемником был сделан его сын Талха (822–828), при котором еще сохранялись вассальные отношения к халифату. Тахирид Абу-л Аббас Абдаллах, вступивший в правление Хорасаном в 830 г., был уже самостоятельным владетелем.

Почти одновременно с Тахиридами в Трансоксиане утвердились Саманиды, потомки старого иранского владетельного рода. Дед трансоксианских Саманидов, Саман-худат, был феодальным владетелем местечка Саман около Балха в Тохаристане и считал себя потомком известного сасанидского полководца Бахрама Чубина. По своему происхождению он принадлежал к феодальной знати г. Рея³. Когда Саман-худату пришлось бежать из Балха, он нашел себе пристанище у хорасанского наместника Асада ибн Абдаллаха ал-Касри (ум. в 738 г.). Получив от последнего помощь, Саман-худат перешел в ислам и в честь своего покровителя назвал сына своего Асадом. Этот Асад имел четырех сыновей, которые приняли участие на стороне ал-Ма'муна в военных действиях против мятежника Рафи ибн Лейса. В награду за усердную службу халиф Ма'мун повелел хорасанскому наместнику Гассану ибн Аббаду (819–821) предоставить им видные должности в администрации края. Нух ибн Асад был назначен правителем Самарканда, Ахмед — правителем Ферганы, Яхья — в Чач и Уструшану, а четвертый, Ильяс, получил назначение в Герат. Когда Тахир ибн ал-Хусейн сделался наместником Хорасана в 820/21 г., он утвердил эти назначения, и вначале четыре Саманида стояли у власти в Трансоксиане как местные правители, ответственные перед наместником Хорасана.

До нас дошли лишь скудные сведения по истории Трансоксианы при первых Саманидах. Скончавшегося Ильяса в Герате сменил его сын Мухаммед⁴. По смерти Нуха ибн Асада тахиридский правитель Хорасана утвердил в правлении Мавераннахром оставшихся в живых братьев Саманидов — Яхью и Ахмеда. Ахмеду ибн Асаду наследовал его старший сын Наср I ибн Ахмед (864–892), который с 874/5 г. становится независимым правителем и получает инвеституру на правление всем Мавераннахром от халифа М'утамида. Этому событию способствовало падение Тахиридов в 872/3 г., которые были низложены Я'кубом ибн Лейсом, основателем династии Саффаридов, правителем Систана и Боста. Этот Я'куб был одним из вождей многочисленных воинов-борцов за веру (газии), которые в конце IX в. представляли собой беспокойную вольницу, порожденную непрекращающимися религиозными волнениями. Я'куб умер в июне 879 г. среди приготовлений к походу на Багдад, и власть в Восточном Иране перешла к его брату Амру (879–900), который был утвержден наместником Хорасана, Фарса, Исфахана, Систана, Кермана и Синда. Амр пытался распространить свою власть на Мавераннахр, но потерпел неудачу в борьбе с Саманидами, среди которых выдвинулся выдающийся правитель в лице Исма'ила I ибн Ахмеда (892–907).

Исма'ил родился в г. в Фергане, и в 874 г. он был назначен своим братом Насром на должность резидента (вали) в Бухару, где продолжались волнения среди сельского населения, о которых говорит Наршахи⁵. После падения Тахиридов Бухара была оккупирована Хусейном ибн Тахиром, пришедшим с войсками из Хорезма и пытавшимся утвердиться в этом владении. Попытка его, однако, не имела успеха, и по прибытии Исма'ила удалось восстановить порядок. 15 июня 874 г. впервые была прочитана хутба на имя Насра ибн Ахмеда, эмира Мавераннахра, вместо Я'куба ибн Лейса. В начале своего правления в Бухаре Исма'ил искал поддержки в среде местных феодалов, но, укрепив свое положение, он поспешил удалить наиболее влиятельных членов земельной аристократии, возглавляемой бухархудатом Абу Мухаммедом и, как и прежде, представителем торгового класса, влиятельным Абу Хатимом Ясари. Оба были отправлены послами в Самарканд. Вскоре после умиротворения Бухары между Насром и Исма'илом начался конфликт, который окончился пленением Насра в 888 г. Конфликт, однако, был вскоре улажен, и Насру разрешено было вернуться в Самарканд, где он и прожил до 892 г. в качестве номинального главы династии. После его кончины в правление Мавераннахром вступил Исма'ил, который еще при жизни Насра был назначен преемником эмира. В следующем году он получил инвеституру от халифа Му'тадида (892–902) и сделался единоличным правителем обширного края. Саманидские эмиры оставили пассивную политику своих предшественников, которые довольствовались возведением укрепленных линий против кочевников сырдарьинской степи, и начали сами совершать походы в степь с целью расширения своих владений и предупреждения тюркских набегов. В 893 г. Исма'ил ходил походом на Талас (араб. Тараз, совр. Аулие-Ата) против тюрков-карлуков, и несторианский храм в их ханской ставке по приказу эмира был превращен в мечеть.

Исма'илу пришлось вести борьбу с Саффаридом Амром, который, как уже было сказано, пытался распространить свою власть на Мавераннахр. В 898 г. Амр добился от халифа Му'тадида низложения Исма'ила и своего назначения наместником Мавераннахра. Военные действия между Исма'илом и Амром начались в 899 г. к югу от Амударьи, что указывает на то, что Исма'ил повел наступление и первый вторгся в пределы Хорасана, не ожидая продвижения Амра в пределы Мавераннахра. Саманидский генерал Мухаммед ибн Харун нанес поражение войскам противника, и осенью 899 г. погиб в бою главный помощник Амра — Мухаммед ибн Башар. Весною 900 г. было дано генеральное сражение всей кампании в окрестностях Балха, в котором Амр был окончательно разбит, взят в плен и отправлен в Багдад. Завоеванный Хорасан вошел в состав Саманидского государства, и халиф вынужден был признать завоевания Исма'ила и восстановить его в правах эмира Мавераннахра и Хорасана. Следует отметить, что феодальные владетели Трансоксианы-Мавераннахра поддержали Саманидов в их борьбе с Саффаридами, которые продолжали править в Систане до 912/3 г., когда они лишились самостоятельности. Династия была снова восстановлена Ахмедом, потомком Я'куба, который, однако, уже не был самостоятельным правителем, а лишь наместником Саманидов. После смерти Ахмеда сын его Халаф правил в Систане до 1002 г., когда был разбит и пленен газневидским султаном Махмудом.

По поражении Амра Исма'илу пришлось вести операции против полководца Мухаммеда ибн Харуна, который поднял восстание под белым знаменем. Эмир Исма'ил лично повел войска против повстанцев, и после успешного подавления мятежа Рей и Казвин были присоединены к Саманидскому государству. По возвращении в Бухару Исма'ил принужден был еще отражать набег тюрков-карлуков в 904 г.⁶

Исма'ил скончался в 907 г. Это был один из наиболее выдающихся государей династии Саманидов. При нем Трансоксиана получила твердую экономическую и административную организацию, утвержденную им при содействии главного везира Абу Абдаллаха Мухаммеда ибн Ахмеда Джейхани⁷. Благодаря этой организации край за все время правления Саманидов пережил блестящий период развития. Столицей государства была сделана Бухара, которая с этого времени становится одним из центров мусульманской учености.

Преемником Исма'ила был Ахмед ибн Исма'ил (907–914), которого Наршахи описывает как справедливого правителя. При нем арабский язык был снова сделан языком делопроизводства. В правление Ахмеда начались дворцовые интриги среди чинов гвардии эмира, укомплектованной из тюркских наемников, или гуламов. Уже при халифе Му'тасиме (833–842) тюркские гвардейцы, уроженцы Согда, Ферганы, Уструшаны и Чача, служили стражами аббасидского трона и начали играть видную роль при халифском дворе и в администрации. Сам Ахмед был убит собственным гуламом в Фарабе. На престол был возведен восьмилетний Наср II ибн Ахмед (914–943), во время малолетства которого государством правил сподвижник его отца везир Джейхани. Джейхани пришлось подавлять в Самарканде восстание Исхака ибн Ахмеда, брата Исма'ила. Мятежи продолжались до 919 г., но не отразились на экономическом благосостоянии государства. В 919 г. во главе администрации Саманидского государства встал талантливый везир Абу-л-Фазл Мухаммед ибн Убейдаллах Бал'ами. В 930 г. снова вспыхнуло восстание, которое, однако, удалось быстро усмирить и в котором были замешаны три брата эмира Насра II. Правление этого эмира следует признать апогеем могущества Саманидского государства, которое во время своего наибольшего расцвета включало в себя Систан⁸, Керман, Джурджан, Рей, Табаристан, Мавераннахр и Хорасан.

После смерти Насра появляются признаки приближающегося заката династии. Начинается брожение среди местной феодальной аристократии и тюрков-гвардейцев. Последние годы жизни эмира Насра были отмечены сильной шиитской пропагандой в крае, к которой был причастен и сам эмир, и которая особенно усилилась в Мавераннахре и соседнем Хорасане со времени возникновения Фатимидского халифата⁹. При преемнике Насра, Нухе I ибн Насре (943–954), шииты подверглись преследованию, после чего они продолжали существовать в Мавераннахре только как тайная секта. При эмире Нухе I администрацию государства возглавлял благочестивый факих Абу-л-Фазл Мухаммед ибн Мухаммед ас-Сулами¹⁰, который, однако, более интересовался богословием, чем государственными делами, результатом чего явилось значительное ослабление государственного аппарата. Нуху пришлось усмирять повторные восстания, которые также повлекли за собой ослабление центральной власти. Так, в 943/4 г. было подавлено восстание Абдаллаха ибн ал-Ашкама в Хорезме, за этим следовали военные действия против тюрков, а также против восставшего правителя Хорасана Абу Али Чагани. Во время последнего мятежа, в 947 г., эмир Нух принужден был даже бежать из Бухары в Самарканд, однако вскоре он сумел вернуться, и в конце того же года Абу Али был разбит в битве при Хардженге во время его второй попытки наступления на столицу Саманидского государства. После своего поражения Абу Али бежал к востоку, где ему удалось поднять восстание во владениях по верхнему течению Амударьи и утвердиться в Чаганиане. В конце концов был заключен мир, и Абу Али послал своего сына заложником в Бухару.

Нуху I ибн Насру наследовал Абд ал-Мелик (954–961), один из пяти его сыновей. Во время правления этого эмира власть в государстве находилась в руках начальника гвардии тюрка Алп-тегина. Из основных событий этого царствования упомянем окончание длительной войны с Буидами в Западном Иране невыгодным для Саманидов миром в 955/6 г.

Абд ал-Мелику ибн Нуху наследовал его брат Мансур ибн Нух (961–976). Правление эмира Мансура описал Ибн Хаукаль. При нем государством правил везир Абу Али Мухаммед Бал'ами, который начал свою службу при Абд ал-Мелике и был сыном старшего Бал'ами, везира эмира Насра II ибн Ахмеда, известного покровителя искусств и строителя¹¹. Абу Али Мухаммед Бал'ами был составителем персидской версии знаменитой хроники Табари, которая является старейшей исторической хроникой на новоперсидском языке¹².

В царствование Мансура произошло восстание начальника тюркской гвардии Алп-тегина, поводом к которому послужило смещение его с должности наместника Хорасана. Характеристика этого выдающегося тюрка-гулама дана у Низама ал-мулка в его «Сиасет-наме» («Книга о правлении»): «Алп-тегин был рабом и воспитанником Саманидов. Тридцати пяти лет от роду он был сделан сипех-саларом (командующим войсками) Хорасана. Его отличали верность, честность, храбрость, он обладал ясным умом, (помогал) мудрым советом, был человеколюбив, заботился о воинах, славился своим великодушием, гостеприимством и благочестием. (Словом), обладал всеми качествами, ценившимися Саманидами. В течение нескольких лет он был наместником Хорасана и владел 2700 рабами и тюрками»^,13. Несомненно, что Алп-тегин был выдающимся администратором. Будучи принужден покинуть пределы Трансоксианы и Хорасана, он ушел в Газну, которая привлекала его как удобно расположенный пункт — база для походов-набегов в богатую Индию¹⁴. По пути в Газну Алп-тегину пришлось сразиться под стенами Балха с новым наместником Хорасана.

Утвердившись в Газне, Алп-тегин в 962 г. основал отдельное царство, став основателем Газневидской династии. Алп-тегин умер в следующем году, и ему наследовал его сын Исхак (963–977), которому, однако, пришлось бежать в 964 г. в Бухару. В 965 г. ему удалось вернуться в Газну с помощью Саманидов ценою признания сюзеренитета саманидского эмира. После его возвращения местная монета стала чеканиться уже не только с его именем, но и с именем царствующего Саманида. В 977 г. власть в Газне была захвачена одним из гуламов Алп-тегина, Себук-тегином, энергичным тюрком, который правил в Газне в качестве вассала саманидских эмиров. Себук-тегин организовал систему набегов в Индию, названных в мусульманских источниках газаватами — «походами за веру». Эти «походы за веру» значительно обогатили казну Себук-тегина и сделали возможным расцвет Газневидского государства при султане Махмуде.

В правление эмира Мансура ибн Нуха Саманидам пришлось вести довольно успешную борьбу с Буидами и Зийаридами.

Саманидское государство.

После смерти Мансура эмиром стал Абу-л Касим Нух ибн Мансур (976–997), во время малолетства которого государством правили его мать и везир. В царствование Нуха ибн Мансура процесс разложения Саманидского государства принял чрезвычайно острые формы. Государство постепенно впадало в полную анархию и не было в состоянии противостоять мятежным действиям представителей военной партии и набегам тюрков, которые теснили его северные границы. Все царствование эмира Нуха прошло под знаком упорной борьбы между военной партией и везиром, главой гражданской администрации. Правитель Хорасана Абу Али, сын наместника Абу-л Хасана Симджури, сделался фактически независимым и даже вел переговоры с Богра-ханом Караханидом о разделе Саманидского государства, согласно которым Богра-хану отходила вся Трансоксиана, а Абу Али получал Хорасан.

В 992 г. тюрки под предводительством Богра-хана вторглись в пределы Саманидского государства и подошли к самой Бухаре. Эмир Нух принужден был бежать, и только внезапная смерть Богра-хана отвела опасность от столицы государства и позволила эмиру вернуться в Бухару. Мятежи, однако, не прекращались. Главнокомандующий войсками (сипех-салар) Фаик, посланный против тюрков, вступил с ними в переговоры и даже получил от караханидов во владение Термез и Балх. Саманидскому эмиру пришлось обратиться за помощью к газнийскому владетелю Себук-тегину, которому было передано наместничество в Хорасане. Себук-тегин вторгся в Хорасан и разбил силы мятежников в сражении при Тусе, после чего часть восставших бежала к Амулю, а Фаик — к тюркам-караханидам в ставку илекхана Насра ибн Али. Военные действия закончились проведением границы между саманидскими владениями и территорией караханидов по Катванской степи.

После смерти эмира Нуха на престол Мавераннахра вступил его сын Мансур II ибн Нух (997–999), которому недолго довелось царствовать. Столица государства — Бухара — была взята Фаиком во главе отряда в 3 тысячи всадников, и эмиру Мансуру пришлось бежать в Амуль, откуда он был возвращен все тем же Фаиком, который затем низложил его и возвел на престол его брата Абд ал-Мелика ибн Нуха. Царствование последнего продолжалось всего несколько месяцев. Над Саманидским государством собрались грозные тучи, которые последний из Саманидов уже не был в состоянии разогнать. 16 мая 999 г. саманидские войска потерпели поражение от султана Махмуда, сына Себук-тегина, а осенью того же года саманидские владения подверглись нашествию тюрков под начальством илекхана Насра. Попытка возбудить национально-иранское движение против тюрков не имела успеха, и тюркские гвардейцы перешли на сторону врага. Так же неудачно окончилась попытка саманидского эмира поднять знамя религиозной войны против тюрков. Факихи (богословы-законоведы) отказались придать войне религиозный характер, тем более что тюрки-караханиды были мусульманами¹⁵. 23 октября 999 г. тюрки вошли в Бухару и увели последнего саманидского эмира Абд ал-Мелика и его семью в плен в Узгенд. Так бесславно закончился славный и блестящий период последнего иранского возрождения в Средней Азии, и на арену истории вышли два новых восходящих царства: султанат Махмуда Газневи, восшедшего на престол в том же 999 г., и тюркское ханство Караханидов.

Хотя эпоха правления Тахиридов и Саманидов и не блистала крупными историческими деяниями, она явилась одной из наиболее замечательных страниц в истории культуры народов Средней Азии и Ирана и может быть охарактеризована как эпоха просвещенного абсолютизма. Обе династии выставляли себя защитниками народа против притеснений высших классов и много сделали в области народного образования и для процветания искусств. Бухара превратилась в один из крупнейших центров мусульманского богословия и учености¹⁶. Некоторые из Тахиридов были известны как писатели. Так, Абдаллах ибн Тахир пользовался известностью как поэт, а его племянник Мансур ибн Талха, правитель Мерва, Амуля и Хорезма, писал философские трактаты. Та же традиция продолжалась и при Саманидах, и мы знаем, что эмир Мансур ибн Нух (961–976) был поэтом, а Наср ибн Ахмед (913–943) — выдающимся покровителем изящных искусств.

В саманидскую эпоху было положено основание новоиранской (новоперсидской) литературе, которая пережила тогда свой первый период расцвета. Сведения о художественной литературе этой эпохи чрезвычайно скудны. Мы знаем, что при дворе саманидских эмиров творили многочисленные поэты, среди которых имелись и выдающиеся художники слова. К сожалению, их творения не дошли до нас полностью, и о мастерстве отдельных поэтов приходится судить лишь по отрывкам в позднейших поэтических антологиях и компилятивных трудах, как например в словаре Асади Туси (ум. между 1030–1041 г.). Наступление национально-иранской реакции после 730 г. обусловило быстрое возрождение, хотя и в новой форме, культурной самобытности. Прерванное арабским завоеванием развитие иранского литературного творчества вновь стало набирать силу в условиях борьбы с языком завоевателей, на котором уже писали многие из иранцев того времени. Восприняв приемы и стиль современной ей арабской литературы, новоиранская литература была плодом творчества двуязычных поэтов и писателей, которые сумели слить воедино арабский элемент с иранским. Процесс ассимиляции языка завоевателей и их культуры особенно далеко зашел в среде феодальной знати Северо-Восточного Ирана и Трансоксианы, тогда как в массу населения язык стал проникать вместе с исламом, и то постепенно и в очень ограниченной степени. Масса населения, мало затронутая культурой и языком завоевателей, оставалась хранительницей древних иранских традиций и устной литературы. Арабский язык становится языком делопроизводства и отчасти феодального общества. В этой среде земельного рыцарства, несмотря на проникновение арабского языка и ислама, стали возрождаться рыцарские традиции сасанидского Ирана. Возродился и язык, вернее, как мы уже отметили, приспособился к приемам и стилю арабской литературы.

В IX–X вв. в Иране появилась богатая литература на арабском языке, свидетельствовавшая о том, как необычайно успешно язык завоевателей проложил себе дорогу в чужой ему среде, богатой национальными традициями. Успех арабского языка только и можно объяснить тем, что это был язык нового мировоззрения и связанного с ним строя, а также приобщением Ирана к обширному миру Омейядского и Аббасидского халифатов. Мы еще мало знаем творчество поэтов, писавших на арабском языке в Мавераннахре, Хорезме и Хорасане. Богатым источником сведений является «Ятимат уддахр», антология ас-Са'алиби, который упоминает до 119 имен поэтов. Большинство этих поэтов были арабами, но имелись и иранцы. В Согдиане еще в VIII в. писал поэмы на арабском языке лексикограф Абу Хафс. К IX в. относится творчество другого уроженца Согдианы, талантливого поэта араба ал-Хурейми¹⁷.

Одним из первых поэтов, писавших на новоиранском языке, был некий Аббас, уроженец Мерва, сочинивший в 809 г. касыду в честь принца Ма'муна, наследника халифского престола, по случаю его вступления в Мерв. Отрывки этой касыды дошли до нас в позднейшей поэтической антологии. Родившаяся среди пустынно-степных кочевий арабов касыда сделалась почти преобладающей формой иранского поэтического творчества. Касыда, восхвалявшая эмира-покровителя, декламировалась на дурбарах, торжественных приемах при дворах феодальных владетелей, которые, как некогда парфянские владетели, стремились перенять новую культуру. Наряду с перенятием арабской литературной формы существовали и довольно многочисленные переводы с иранского на арабский.

Большинство саманидских поэтов были придворными поэтами-профессионалами, или хатибами. Поэт являлся часто надимом, или собеседником, эмира, близким ко двору человеком и советником. Вероятно, как и в следующий, газневидский период, придворный поэт окружался толпою поэтов-учеников¹⁸. Среди поэтов саманидской эпохи упомянем имена Абу Шакура Балхи (915–?), автора старейшего новоиранского эпического произведения «Афарин-наме» («Книга созидания»), написанного в 945–949 гг. и известного нам по цитатам из него у Асади («Лугат-е Фурс» — Словарь персидского языка); Ма'руфи, уроженца Балха; мрачного Захида, также родом из Балха, одного из предшественников творчества Омара Хайяма, и поэта Киса'и¹⁹, ставшего знаменитым своим четверостишием о розе. Но величайшим поэтом эпохи был прославленный Абу Абдаллах Рудаки (ок. 860–941), придворный поэт эмира Насра II²⁰. Иранская историография сохранила немало рассказов из жизни Рудаки. Из многочисленных его произведений до нас дошли касыды в честь эмира, в том числе знаменитая «Мадери мей». Некоторые из дошедших до нас поэм его «Дивана» носят печать большого мастерства. Ему же принадлежит стихотворное изложение индийского сборника притч и басен, известного в мусульманской литературе под названием «Калила и Димна», от которого сохранились только незначительные отрывки в словаре Асади. Этот сборник представляет собой одну из версий известной древнеиндийской «Панчатантры» («Пятикнижие»), которая еще в царствование Хосрова Ануширвана (531–579) была переведена на пехлевийский язык, а с него — на сирийский и затем около 750 г. на арабский язык Абдаллахом ибн ал-Мукаффой. «Калила и Димна» Рудаки является первым произведением дидактического эпоса на ново-иранском языке.

Героический богатырский эпос был представлен в саманидскую эпоху творением эпического певца-поэта Дакики (ум. ок. 977), этого вдохновенного собирателя иранской старины. Ему принадлежит первая попытка запечатлеть в стихотворной форме историю древнего Ирана²¹. О продолжении старой сасанидской литературной традиции в саманидскую эпоху у нас не имеется детальных сведений, как и о народной литературе, которая, вероятно, значительно ближе стояла к староиранской традиции. Наршахи говорит о существовании старых эпических сказаний в Бухаре («Сказание о гибели Сиявуша»), которыми, вероятно, пользовался Дакики при составлении своего «Шах-наме» («Книга о царях»). Произведение Дакики, содержащее около тысячи бейтов, было инкорпорировано великим поэтом Ирана — Фирдоуси (934–1027) в его знаменитую «Шах-наме» и представляло собой типичный дружинный эпос, описывавший поединки и подвиги древних иранских витязей. К саманидской эпохе отчасти принадлежит и «Шах-наме» Фирдоуси, так как поэма была написана в эту эпоху [1-я ред. в 994 г.], но получила известность при дворе Махмуда Газневи, во время борьбы его с тюрками-караханидами. К литературным деятелям этой эпохи следует причислить и известного везира эмира Мансура ибн Нуха — Бал'ами, который, как мы уже упомянули, является автором иранской версии всемирной истории Табари, иранца по рождению, но писавшего по-арабски.

Из культурных и ученых деятелей саманидской эпохи особенно прославился знаменитый врач и философ Абу Али ибн Сина (980–1037), известный в средневековой Европе под именем Авиценны.

О взаимоотношениях различных религиозных направлений в эпоху Саманидов мы знаем весьма мало. У поэтов эпохи встречаются и «бихарханэ», или буддийские вихары-монастыри, и «волшебная живопись манихеев»²², и «диниетарса», т. е. христианские монахи²³. Несомненно, что, кроме последователей основного маздеизма и занесенного арабами ислама, в городских центрах западной части Средней Азии (Мавераннахра и Хорезма) имелись значительные колонии христиан-несториан, буддистов и последователей учения Мани, которое своим религиозным синкретизмом особенно привлекало разноплеменных жителей среднеазиатских караванных городов. Из местных религий перед напором ислама скорее других исчез буддизм, которому было невозможно противостоять мусульманскому иконоборчеству. С распространением ислама начался закат буддизма. Иранские верования еще продолжали существовать и при исламе, но выродились в чисто обрядовую религию. Из кратких упоминаний Наршахи и других писателей мы знаем, что в главных центрах Мавераннахра имелись несторианские церкви. Так, Наршахи²⁴ сообщает, что в Бухаре существовала христианская церковь, на месте которой была построена мечеть. Соборная мечеть города Мерке также была прежде христианской церковью²⁵. Несторианский храм, обращенный, как мы уже видели, в мечеть после похода 893 г., существовал и в Таласе²⁶. Во время посещения Самарканда китайским буддийским паломником Сюань Цзаном в VII в. там еще стояли буддийские вихары, монахи которых подвергались преследованиям со стороны местного зороастрийского духовенства. Паломник сообщает, что ему удалось повлиять на местного владетеля и восстановить некоторые из вихар²⁷. В местечке Кушания (ок. совр. Катта-Кургана) Сюань Цзан описывает интересное здание с фресками, изображавшими четырех Владык мира. Сама тема этих фресок уже указывает на сильное индо-буддийское влияние²⁸. Обширные развалины буддийских памятников, ступ и вихар, которые еще находят в Термезе, были, как мы уже упоминали, обследованы экспедицией Музея Восточных культур под руководством профессора Б.П. Денике и архитектора Б.Н. Засыпкина в 1926–1927 гг. Исследование этих памятников позволило установить наличие значительного влияния сасанидской архитектуры на архитектуру Термеза. Представляется несомненным, что южные районы Трансоксианы должны были испытывать значительное влияние культуры сасанидского Ирана и что создаваемая архитектура мусульманских мечетей не могла не подпасть под него. С другой стороны, в крае существовало древнее и весьма мощное влияние буддийского искусства и культуры, шедшее из соседней Бактрии. Уже отмечалось наличие буддийского влияния на мусульманские медресе, которые по своему устройству напоминали буддийские вихары-монастыри, а также влияние буддийской философии на мусульманский мистицизм — суфийство²⁹. Медресе были особенно многочисленны в области Балха, где существовал древний буддийский культурный центр. Эти медресе, впервые появившиеся в Восточном Иране, к XI в. стали строиться в Западном Иране и в Багдаде.

Датированных построек эпохи Саманидов и предшествовавшей ей эпохи арабского завоевания Средней Азии не сохранилось. Многое еще может быть открыто археологическими раскопками. Ценный материал по культуре IX–X вв. был обнаружен во время раскопок на Афрасиабе в Самарканде в 1925 г. Открыто было несколько комнат, что дало возможность установить тип и технику построек, характер сводчатых перекрытий, особенности внутренней отделки помещений (были найдены гипсовая панель с рельефным орнаментом и гипсовый же орнаментированный михраб)³⁰. Представляется несомненным, что среднеазиатская архитектура саманидской эпохи была связана как с архитектурой Ирана, так и с мусульманской архитектурой Месопотамского Двуречья, находившейся под сильным влиянием древнеиранского искусства. Так, многие из мечетей этой эпохи (VIII–IX вв.), с их плоскими крышами, поддерживаемыми колоннами без промежуточных арок, восходят к древнеиранской ахеменидской ападане (например, большая мечеть в Багдаде, 764 г., и большая мечеть в Самарре, 847 г.). Подобные мечети существовали и в Средней Азии. Макдиси (II, 283) описывает мечеть такого типа в Чаганиане (ок. совр. Денау), которая еще стояла в XII в. Академик В.В. Бартольд в своей «Истории культурной жизни Туркестана»³¹ высказывает мнение, что постройки X в. были в большинстве своем из дерева и потому до нас не дошли. Возможно, что дальнейшие исследования памятников деревянной архитектуры, находящихся в горах Самаркандской области, многие из которых принадлежат к домонгольскому периоду, позволят восстановить типы построек саманидской эпохи³². В настоящее же время в ожидании археологических исследований в крае приходится судить об архитектуре саманидской эпохи по довольно многочисленным памятникам караханидской эпохи.

Главные типы зданий среднеазиатской мусульманской архитектуры — мечеть, минарет, медресе (высшая религиозная школа), ханака (странноприимный дом) и мазар (мавзолей). Первая мечеть в Трансоксиане была построена Кутейбой в бухарской цитадели в 713 г. В начале утверждения арабов в крае мечети не были многочисленны, ибо ислам не скоро проник в народную массу. Первое время, по словам Наршахи³³, принятие ислама жителями Бухары совпадало с появлением арабских войск, но стоило арабам уйти, как жители снова отступали от принятого ими вероучения. Кроме того, бедных привлекало то обстоятельство, что арабы сперва платили по два дирхема за посещение мечети³⁴. Все эти ранние постройки до нас не дошли, так же как не дошли и медресе, которые стали строиться с X в.

Несмотря на отсутствие памятников архитектуры, мы знаем, что саманидские эмиры и их везиры были энергичными строителями, много потрудившимися над украшением городов Средней Азии. Наршахи говорит о постройке эмиром Насром II ибн Ахмедом дворца в бухарском Регистане³⁵. При воротах дворца помещались диваны, или канцелярии, различных ведомств. Мы уже упоминали строительную деятельность везира Бал'ами Старшего, с именем которого связывают возведение значительного числа зданий в Бухаре и Мерве. Писатель ас-Са'алиби говорит, что Бухара при Саманидах была «обителью славы», «Ка'бой владычества, местом собрания выдающихся людей эпохи». Знаменитый Ибн Сина (Авиценна) описывает обширную библиотеку Саманидов, в которой книги хранились в сундуках, были каталогированы по отделам и занимали обширное помещение. Феодальные владетели Трансоксианы стремились подражать саманидским эмирам, и благодаря этому соревнованию в крае возникли культурные центры, в которых процветали изящная литература и мусульманское богословие, а в последующую эпоху — и школы мусульманских мистиков-суфиев, этих хранителей буддийских заветов.

Старейшим памятником мусульманской архитектуры в Средней Азии является мазар в Бухаре, приписываемый традицией Исмаилу Саманиду. Отсутствие надписей на стенах этого мавзолея не позволяет установить точную датировку этого памятника. Однако стиль мазара заставляет признать в нем памятник домонгольской эпохи. Мазар Исмаила представляет собой здание, стоящее на квадратном основании, с трехчетвертными колоннами по углам, завершающееся куполом. Стены снаружи и внутри облицованы неглазированным кирпичом светло-желтого цвета. Оконные ниши украшены алебастровыми обрамлениями с вдавленным растительным орнаментом, напоминающим аналогичную орнаментику зданий Самарры (XI в.). Именно это сходство с мусульманской архитектурой Месопотамии и позволяет отнести памятник к эпохе Саманидов. В последнее время И.И. Умняков³⁶ выдвинул мнение на основании вакфных данных, что мазар Исмаила существовал еще при жизни его и, следовательно, здание может быть датировано второй половиной IX в.

Из прикладных искусств в саманидскую эпоху высокой степени совершенства достигла керамика, причем известно несколько типов поливной керамики.

Перейдем теперь к краткому изложению административного устройства и экономического положения Саманидского государства. Саманиды в пределах своих владений являлись неограниченными монархами, хотя и продолжали считаться эмирами, или наместниками, багдадского халифа. Администрацию государства составляли два ведомства: дворцовое управление, или даргах (дворец), и канцелярия, или диван. Во главе всей администрации стоял везир, или главный ходжа (ходжа-и буэург).При Саманидах этот пост стал наследственным и передавался от отца к сыну. В ведении везира находились десять диванов, или канцелярий: 1) канцелярия везира; 2) канцелярия государственного казначея (мустауфū); 3) канцелярия заведующего архивом (амūд ал-мулк — «опора государства»); 4) канцелярия начальника гвардии (сāхеб-шорат), который ведал тюркской гвардией эмира; 5) почтовое ведомство (сāхеб-барūд); 6) инспекция, или тайная полиция (мушреф); 7) ведомство частных имений эмира (дūвāн ад-дūйā'); 8) полиция (мухтасеб), этот чиновник занимал важное положение в саманидской административной системе, так как ему был поручен надзор за торговой и ремесленной жизнью городов государства; 9) управление вакфом (имущество мечетей, завещанное на религиозные дела); 10) судебное ведомство, во главе которого стоял главный кадий, должность которого совпадала с должностью главного мубеда сасанидского периода, в чем нельзя не видеть следов влияния сасанидского Ирана и его административной системы на иранские государства X в.³⁷ Внутренними делами двора эмира ведал вакил, который при Саманидах являлся влиятельным лицом в государстве. В провинциях администрация находилась в ведении хакимов, называемых также катхуда («хозяин»), которые назначались самим эмиром. Мусульманское духовенство пользовалось совершенно особым положением в государстве Саманидов, точно так же, как могущественная жреческая каста сасанидского Ирана. Глава духовенства носил иранский титул устад, или «наставник», и соответствовал позднейшему муфтию или шейх ал-исламу. Затем следует упомянуть хатиба, или проповедника, который временами также играл значительную роль в жизни государства. Выше нами уже отмечалось положение ученых и поэтов при дворе саманидских эмиров, которые привлекались к обсуждению государственных дел и были освобождены от целования земли перед эмиром. Профессора наук носили иранский титул данешменд.

При Саманидах вооруженные силы государства получили более централизованную организацию. Во главе вооруженных сил стоял главнокомандующий, или сипех-салар, который при саманидских эмирах являлся также наместником Хорасана с резиденцией в Нишапуре и ведал всеми территориями к югу от Амударьи. Среди военачальников имелись и представители местной феодальной знати, а войска комплектовались из местных уроженцев-иранцев и наемников-рабов тюрков. Главными рынками рабов были Итиль на юго-востоке теперешней России, Дербент на Кавказе, Гургандж и Исфиджаб в Средней Азии.

Гуламы, или рабы, эпохи Саманидов занимали среднее положение между рабом и наемником. Вернее, это были купленные наемники, которые быстро достигали высоких административных постов и, как говорит Низам ал-мулк³⁸, к 35 годам уже становились эмирами и получали в управление отдельные области. Из среды этих тюркских гуламов в эпоху Саманидов образовалась новая феодальная знать, часто антагонистически настроенная по отношению к исконной иранской феодальной знати Трансоксианы-Мавераннахра. При Саманиде Исмаиле уже имелась довольно многочисленная тюркская гвардия, начальники которой играли влиятельную роль в течение всей саманидской эпохи. Низам ал-мулк³⁹ оставил нам описание прохождения службы тюркскими рабами-наемниками. Обычно тюркский раб или наемник (гулам) первый год своей службы служил конюхом, не имея права садиться на коня, и носил одежду из грубой ткани. По прошествии года ему давали коня степной породы и простое конское снаряжение. В конце третьего года он получал особый пояс (к̣арāчȳр). На пятом году — хорошее седло, уздечку с набором, более дорогую одежду и булаву. На шестом году службы — парадный кафтан. На седьмом году наемник удостаивался чина витāк̣-баши, или начальника палатки, в которой, кроме него, помещались еще три человека. Затем следовал чин хейл-баши, или отделенного, и наконец чин хаджиба, т. е. офицера. Во главе всех тюркских наемников-рабов стоял главный хаджиб, или х̣āджиб-и бузург, который являлся одним из главных чинов двора эмира.

Поднятие общего благосостояния при Саманидах сделало возможным проведение двух важных реформ, которые значительно укрепили власть саманидских эмиров, а именно: уплата определенного жалования войскам и чинам гражданской администрации и сокращение налога. Выдачей жалования войскам ведал сахеб-шорат, причем эта выдача при Саманидах происходила каждые три месяца и, вероятно, сопровождалась осмотром каждого всадника, его коня, оружия и снаряжения. Следует еще упомянуть начальника караулов, или сāх̣еб-х̣араса, на обязанности которого лежало выполнение вынесенных приговоров. Тюркская гвардия, как и в остальном Аббасидском халифате, считалась главной опорой трона, но не спасла Саманидов от поражения и низложения во время войны с Караханидами в 999 г.

Параллельно с саманидской администрацией продолжали существовать местные феодальные владетели, как, например в Балхе, Систане (Саффариды), Гузгане, Газне, Хорезме и особенно в малодоступном горном районе Гарчистана, в Чаганиане, Хуттале и Раште. Все эти феодальные владетели (мулюки-атраф) состояли на положении союзников эмира, а не вассалов, так как посылали к саманидскому двору подарки, а не дань⁴⁰. Некоторые из этих феодальных владетелей считали себя потомками сасанидских царей, так, еще в XII в. эмир Хуттала вел свой род от Сасанида Бахрама Гура (420–438). В Хорезме после его завоевания арабами в 712 г. произошло разделение владения на две части: южную, с главным городом Кятом (ныне развалины Шейх-Аббас-вали), оставшуюся под властью иранского владетеля с титулом хорезмшаха, и северную с г. Гурганджем (араб. Джурджания, тюрк. Ургенч), в котором правил арабский эмир. При Саманидах борьба между хорезмшахом и эмиром Гурганджа была прекращена в 995 г. после завоевания южной части Хорезма Ма'муном ибн Мухаммедом, эмиром Гурганджа, который принял титул хорезмшаха. При нем Гургандж обогатился многими зданиями, которые, к сожалению, до нас не дошли⁴¹. Хорезмшах Ма'мун ибн Мухаммед умер в 997 г., и ему наследовали два его сына — Али и Ма'мун II. Последний погиб во время восстания хорезмийских войск, после того как хорезмшаху пришлось по требованию султана Махмуда приказать читать хутбу с упоминанием имени султана. В июле 1017 г. Хорезм был завоеван султаном Махмудом⁴².

Саманидская эпоха была периодом значительного развития городской жизни, и в этом отношении она является прямым продолжением того процесса, который наметился с завоеванием Восточного Ирана и Трансоксианы арабами, а именно: перенесение местных центров в города, перерождение древних феодальных устоев и развитие городской промышленности и торговли. Растущее городское население являлось одним из прогрессивных элементов государства. Распространение народного образования при Тахиридах и Саманидах имело результатом создание многочисленного класса безземельной городской интеллигенции, которая, не найдя применения на государственной службе, увеличивала ряды недовольных. Главные города Саманидского государства — Бухара, Мерв, Самарканд, Балх, Нишапур и Рей — являлись центрами широко развитой ремесленной промышленности⁴³. Обогащение города вызвало обеднение старых феодальных центров. В саманидскую эпоху замечается усиленная скупка земли горожанами, а также властями (например, бывшие земли бухархудатов перешли в казну)⁴⁴. К концу X в. городские центры Саманидского государства приняли определенную структуру, которая продолжает существовать в некоторых не тронутых процессом модернизации городах Ирана и Афганистана.

После распространения ислама среди населения Мавераннахра возобновилась колонизация степных районов оседлым мусульманским населением, которое осваивало степь, следуя по путям согдийских купцов, проникших глубоко в степной район к северу от Сырдарьи и основавших там свои торговые колонии. Так возникли в низовьях Сырдарьи три города с мусульманским населением: Дженд, Хувара и Янгикент (перс. Дехинау), около развалин Джанкента. Эти города были построены на территории, принадлежавшей тюркам-огузам, которые сидели по нижнему течению Сырдарьи и вели торговлю с тюркскими кочевьями к северу от реки (например, с тюркским племенем кимаков, кочевавшим по Иртышу). Макдиси (III, 323–326) и анонимный автор «Худȳд ал-'āлам»⁴⁵ дает довольно полную картину богатого товарообмена в Саманидском государстве. Важный торговый центр на Амударье — Термез вывозил мыло и камедь. Бухара вывозила молитвенные коврики, тканые половики, медные светильники, ткани, тканые седельные подпруги, овчины, жиры, масла для волос. Из Кермана шли платки. Из Дабусии и Ведара — ткани. Из Ребинджана — зимние одежды из красного войлока, молитвенные коврики, оловянная посуда, меха, пенька и сера. Из Самарканда, который автор «Худȳд ал-'āлам», 23а, называет «местом купцов всего мира», вывозили ткани, медную посуду, художественные кубки, палатки, стремена, оголовья, шелковые изделия и орехи. Из Дизака шли шерстяные ткани. Из Бенакета — также ткани. Из Чача — седла, колчаны, палатки, кожи, кафтаны, молитвенные коврики, льняное семя, луки, скверного качества иглы, ножницы и хлопок. Из Ферганы и Исфиджаба — тюркские рабы, ткани, оружие, медь, железо. Из Таласа — козьи кожи. Из Шальджи — серебро. Из Туркестана — лошади и мулы. Из Хуттала — лошади. Особенно славились товары Бухары, луки Хорезма и китайский фарфор, шедший через Чач, а также самаркандская бумага, которая к концу X в. окончательно вытеснила древний папирус и пергамент с мусульманского Востока⁴⁶. Из изделий Мавераннахра особой славой пользовались шелковые и хлопчатобумажные ткани Согдианы, металлические изделия Ферганы, особенно оружие, которое продавалось даже в Багдаде⁴⁷.

Схема основных торговых путей Саманидского государства.

Исфиджаб и Чач являлись центрами торговли с кочевниками-тюрками, которые гнали на городские базары лошадей, скот и вьючных животных, везли меха, кожи и рабов. На городских рынках кочевники закупали продукты городской промышленности и зерно. Через Вахан Саманидское государство вело торговлю с Тибетом. В «Худȳд ал-'āлам», 25б, говорится о селении в Вахане, которое называлось «воротами в Тибет», где помещался таможенный и пропускной пограничный пункт.

При Саманидах в X в. особое развитие получил Гургандж (Ургенч), сделавшийся главным центром для торговли с кочевниками и далеким Приволжским краем. Истахри (I, 299) говорит: «Он (Гургандж), самый большой город в Хорезме после столицы его (Кята), является местом торговли гузов, и из него выходят караваны в Джурджан, Хазар и Хорасан». «Худȳд ал-'āлам», 25б, называет Кят, столицу Хорезма, «воротами к тюркам-гузам и местом товаров тюрков, Туркестана, Мавераннахра и Хазар». Гургандж был связан с соседними областями целою сетью караванных путей. Хорезмийские купцы ездили за товарами далеко в степь и имели свои торговые поселения и подворья во всех торговых центрах Хорасана, о чем говорит Истахри (I, 304–305). Гардизи упоминает о торговом пути вдоль западного берега Аральского моря в страну печенегов⁴⁸. Многочисленные караваны торговцев ходили в Итиль и Болгap, причем этот караванный путь одно время сделался главной артерией обмена между Хазарией и мусульманскими странами. Этим путем прошел знаменитый караван-посольство Ибн Фадлана, отправленный с дипломатическими и торговыми целями халифом Муктадиром из Багдада в Болгар в 921/2 г.⁴⁹ В Итиле, столице Хазарского ханства, находилась большая колония мусульманских купцов. Через Хорезм культурное влияние Саманидского государства достигло волжских болгар и отразилось на монетах болгарской чеканки в X в.⁵⁰ О торговом значении Хорезма на пути из Поволжья к Каспийскому морю говорит и тот факт, что в русских летописях Каспийское море названо морем «Хвалимским» или «Хвалынским», т. е. Хорезмским⁵¹. Торговые караваны из Гурганджа в Хорасан следовали через Земахшар, Хиву, Хазарасп, Амуль (Чарджуй), Тус и Нишапур. В Северный Иран торговые караваны ходили через Дихистан. Кроме вышеназванных мест, Гургандж был связан караванными путями со всеми главными торговыми центрами Мавераннахра. Через Фараб, Исфиджаб и Сайрам шел торговый путь на Китай. Среди товаров, вывозимых хорезмийскими купцами, Макдиси упоминает: различные меха (соболь, горностай, бобер, белка, лисица, куница), меховые высокие шапки, бобровую струю, конские кожи, мед, воск, березовую кору, продукты рыбной ловли, янтарь, орехи, ловчую птицу, скот, стрелы и луки, клинки (мечи и копья «харалужные», упоминаемые в «Слове о полку Игореве», высоко ценились на Руси и привозились с Юго-Востока), панцири и рабов. Следует отметить, что большинство из этих товаров шло с Северо-Запада, из Хазарии и Поволжья, что указывает на значительное развитие торговых сношений между Русью и Поволжьем, с одной стороны, и странами Средней Азии — с другой. Из Хорезма вывозили также виноград, изюм, миндаль, кунжут, ткани, ковры, одеяла, замки, лодки и молочные продукты. Все эти перечисления товаров ярко свидетельствуют о многообразной торговой деятельности стран Средней Азии в саманидскую эпоху. В то время как согдийские торговые люди сохраняли в своих руках торговлю с Таримским бассейном, монгольской степью и Китаем, купцы Хорезма завладели богатой торговлей с Поволжским краем и Русью.

Заложенный в эту эпоху фундамент на несколько веков определил экономический облик обширного среднеазиатского края и сделал возможным и блестящий двор султана Махмуда, и строительство Караханидов.

Хазары

(627–1083 гг.)

В предыдущем разделе мы упомянули о довольно оживленных торговых сношениях, существовавших между Хорезмом и Хазарией в саманидскую эпоху и в предшествовавшую ей эпоху арабского завоевания западной части Средней Азии. Обширное Хазарское ханство было тесно связано со странами Средней Азии и по своему этническому составу, культуре и быту принадлежало к среднеазиатскому миру.

Сведения наши о начале Хазарского ханства чрезвычайно скудны. После смут и междоусобных войн среди западнотюркских племен начала VII столетия, в обширном районе распространения этих племен, возникло несколько ханств, объединявших отдельные племена. На западной периферии тюркского степного мира образовалось значительное Хазарское ханство, обнимавшее собою Северный Кавказ¹ и низовье Волги и во время своего расцвета доходившее до Днепра и до Оки.

В VI в. степи нынешней Юго-Восточной России входили в состав Западнотюркского ханства, что явствует из донесений византийских послов². Образование Хазарского ханства в степях юго-востока России следует поставить в связь с событиями, разыгравшимися в пределах Западнотюркского ханства и приведших к его распаду в конце VI — начале VII в. В конце VI в. и особенно в начала VII в. хазары начинают играть преобладающую роль в этом районе и создают могущественное ханство с центром в низовьях Волги и Дона, которое просуществовало почти четыре столетия.

О происхождении хазар высказывались различные мнения. Некоторые ученые считали их за народ смешанного финно-тюркского происхождения. Вернее всего будет признать в них, вместе с В.В. Бартольдом и Н.Н. Поппе, потомков тюрко-хуннских племен, кочевавших в степях юго-востока России и Северного Кавказа, современными нам потомками которых являются чуваши, чей язык представляет собой остатки языка некогда обширной группы тюрко-хуннских племен. Истахри³ говорит, что язык хазар напоминал язык болгар.

Хазарский каганат.

В конце VI в. хазары покорили алан, сидевших между Тереком и Кавказским хребтом. Впервые Хазарское ханство упоминается в 627 г., когда хазары приняли участие в войне с сасанидским Ираном в качестве союзников византийского императора Ираклия (610–641). В союзе с византийцами хазары прошли опустошительным набегом по Азербайджану и Северному Ирану и захватили кавказские области, принадлежавшие Сасанидам. Заняв к началу VII в. район, прилегающий к Азовскому морю (кроме Готской области и Херсонеса, которые сохранили самостоятельность до конца столетия), хазары вынудили кочевавших там болгар откочевать на север, в Среднее Поволжье и Нижнее Прикамье, где последние образовали значительное ханство со смешанным тюрко-славянским населением⁴. Часть болгар ушла на запад к Дунаю. В царствование императора Константина II (642–668) хунны-оногуры (утигуры) признали власть хазарского хакана. К концу VII в. в Фанагории и Боспоре уже сидели наместники(тудуны) хазарского хакана, а ко второй половине VIII в. хазары держали свои гарнизоны и имели наместников в Крымской Готии. Древний центр Хазарского ханства помещался в Семендере в Дагестане.

В царствование халифа Османа (644–656) арабы пытались вторгнуться в хазарские кочевья к северу от Дербента. Борьба хазар с арабами продолжалась до конца VIII в. К 720 г. хазарам пришлось под давлением арабов перенести свою ханскую ставку из Семендера в Итиль в низовьях Волги. В 764/5 г. хазары совершили набег на Грузию и Армению под начальством Растархана. Переход арабов к обороне, наметившийся к концу VIII в., позволил хазарам сохранить Дагестан, за исключением Дербента.

История Хазарского ханства отмечена традиционной дружественной политикой по отношению к Византии, с которой хазары имели общих врагов в лице сасанидского Ирана и Арабского халифата. В 695 г. к хазарам бежал низложенный император Юстиниан II Ринотмет, женившийся в изгнании на сестре хазарского хакана. Супруга Константина V Копронима (741–775) Ирина была хазаркой, и сын их Лев IV (775–780) прозывался Хазаром. При императоре Льве VI Мудром (886–912) хазары участвовали в войне против дунайских болгар. При Константине VII Багрянородном (913–959) в состав войск Византии входил отдельный хазарский отряд. После разгрома Аварского ханства франкским императором Карлом Великим в 805 г. и восстания племен юга России против аваров Хазарское ханство значительно распространило свои владения на запад и северо-запад, причем Киев сделался на долгое время оплотом хазарского влияния на Днепре. Ряд восточнославянских племен — северяне, поляне и радимичи — платили дань хазарам до X в. Данниками хазар являлись также вятичи, сидевшие по Оке.

Кроме Византии, хазары поддерживали тесные сношения с Хорезмом. В Итиле, как мы уже видели, имелась большая колония хорезмийских купцов. В гвардии хазарского хакана служили уроженцы Хорезма, а в 764 г. во главе хазарского войска стоял хорезмиец⁵. Известно также, что хазары неоднократно обращались за содействием к Хорезму⁶.

В конце VIII в., в царствование халифа Харуна ар-Рашида, хазарский хакан и некоторые представители феодальной знати приняли иудейство⁷. Событие это, вероятно, имело политические причины — с переходом в религию меньшинства хазарский хакан сохранял самостоятельность в религиозном вопросе, который в те времена был тесно связан с политической ориентировкою. Принятие христианства ставило хазарского хакана в положение зависимости от Византии, а принятие ислама повлекло бы за собою признание духовного и политического авторитета халифа и отразилось бы на положении Хазарского ханства. Но иудейство не сделалось религией всего хазарского народа, среди которого было больше шаманистов, исповедовавших исконную религию тюркских племен, а также мусульман и христиан, причем последний хазарский князь в Крыму, по имени Георгий, был христианином. В ставке-столице Хазарского ханства Итиле насчитывалось до 10 тысяч мусульман, имелась одна соборная и около тридцати малых мечетей. Мас'уди⁸ говорит, что в Итиле было двое судей для христиан, а также по два судьи для мусульман и для хазар иудейского вероисповедания, к которым причислялась и значительная еврейская колония, образовавшаяся после гонений на евреев в Византии⁹. Имеются также известия об обращении хазар в христианство и о проповеднической деятельности среди хазар в царствование императора Михаила III (842–867) будущего просветителя славян — Константина-Кирилла (ок. 827–869)¹⁰, сохранились и известия о повторной пропаганде ислама. Исконной религией хазар был, вероятно, шаманизм, о котором мы чрезвычайно мало осведомлены. Из дошедших до нас сведений мы знаем, что хазары поклонялись верховному божеству Тенгри-хану, Владыке Неба, и что среди них был распространен старый тюрко-монгольский шаманский культ огня¹¹.

Хазары в течение двух столетий поддерживали политическое равновесие в южнорусских степях. Хазарская эпоха была временем значительного экономического расцвета, так как важнейшие караванные пути, связывавшие Русь и Поволжье со странами Средней Азии, Ираном и Месопотамией, проходили по территории Хазарского ханства.

Падение Хазарского ханства началось в IX в. Усилившиеся к началу этого столетия движения степных кочевых племен не могли не отразиться на Хазарском ханстве, лежавшем на путях этих передвижений. В начале IX в. из бассейна Камы двинулись угры, что было следствием укрепления болгар в Среднем Поволжье. Часть угров-мадьяр ушла в Паннонию, а часть откочевала в пределы Хазарского ханства и была пропущена хазарами на Северный Кавказ, где и осела между Доном и Кубанью. Между Волгой и Яиком кочевало многочисленное тюркское племя печенегов¹², к востоку от которых сидели тюрки-узы (огузы)¹³. В 862 г. печенеги уже подошли к Дону. Давление кочевых племен на восточные границы ханства послужило причиной посылки хазарского посольства в Византию в царствование императора Феофила (829–842) и постройки в 837 г. хазарской крепости Саркел на Дону греческими инженерами под руководством грека протоспафария Петроны¹⁴. Греческий перевод названия крепости: «белый дом» или «белое подворье» дает основание отождествить Саркел с Белою Вежею русских летописей. Некоторые исследователи считают, что Саркел помещался на месте левобережного Цимлянского городища.

Кроме угрозы с востока, которая приняла значительные размеры к концу IX в., когда основная масса печенегов перешла Волгу и двинулась на запад, тяжкий удар Хазарскому ханству был нанесен возвышением в этом столетии южнорусского государства. С Русью и варягами хазары вошли в соприкосновение еще в самом начале IX в., когда хазары распространили свое влияние до Днепра. Имеются данные, что в гвардии хазарского хакана служили русы¹⁵. В IX–X вв. Русью называлась земля полян. Вероятно, она называлась так еще до появления варягов в южнорусских степях, по имени роксолан, которые сидели в степях Причерноморья между Днепром и Доном, а затем двинулись на запад, в пределы Паннонии, вместе с языгами, причем часть роксолан осталась в своих прежних кочевьях и смешалась со славянскими племенами, сидевшими в лесостепной полосе России. Русами прозвали и норманнов-варягов, пришедших на Русь в качестве воинов-наемников и торговцев. Будучи представителями наиболее активного и подвижного слоя населения причерноморских степей, входившего в соприкосновение с иноземными государствами, норманны-варяги занесли к ним имя области Русь и сами стали называться русами, т. е. выходцами из страны Русь. Те же норманны, явившись к славянским племенам Приднепровья со стороны хазар, стали известны среди славян, населявших Русь, под именем варягов — слово, вероятно, восходящее к причастной форме тюркского глагола бармак — «ходить, бродить»¹⁶.

Первая половина X в. проходит под знаком повторных набегов-походов русских князей на Поволжье и берега Каспийского моря. Как ни странно, русские летописи не содержат сведений о первых набегах русов, о которых говорят мусульманские писатели. Эти походы русских князей были набегами, целью которых являлась военная добыча, а не приобретение территорий.

Первый поход имел место в 913 г. (согласно Мас'уди). Русы плыли по Днепру, затем перетаскивали лодки волоком к Керченскому проливу, откуда по Азовскому морю шли к Дону и затем опять волоком переправлялись к Волге, и вниз по Волге — в Каспийское море. Набег 913 г. был совершен с позволения хазар, которым была обещана часть добычи. На обратном пути хазары все же напали на русов и почти всех перебили. Второй набег русов, во время которого был взят и разрушен богатый торговый город Берда'а¹⁷, состоялся, согласно мусульманским источникам, в 944 г. В письме одного хазарского еврея еще упоминается поход русов на Хазарское ханство в 941 г., причем указывается, что набегом предводительствовал князь Хальгу (Олег)¹⁸. Олег также ходил походом на северян и радимичей, данников хазарского хакана. В 915 г. в Причерноморье прорвались печенеги, и князю Игорю (912–945) пришлось заключить с ними мирный договор. Все эти события существенно отразились на Хазарском ханстве, которое уже не было в состоянии противостоять напору воинственных соседей.

В 965 г. на Хазарское ханство ходил походом великий князь Святослав (945–972), который нанес решительное поражение войскам хазарского хакана и взял Белую Вежу, или Саркел. Об этом событии летопись говорит в следующих словах: «Иде Святослав на козары. Слышаще же козары, изыдоша противу с князем своим каганом и соступишася бити: и бывше брани, одоле Святослав козаром и град их Белу Вежу взя. Ясы победи и косоги»¹⁹. В летописи указывается, что после разгрома Хазарского ханства Святослав продолжил поход на Северный Кавказ, который входил в состав ханства, против ясов (осетины) и касогов (черкесы). Ибн Хаукаль относит этот поход Святослава к 968 г. и говорит, что русы захватили столицу Хазарского ханства Итиль, а также старую ханскую ставку в Дагестане — Семендер. Тот же автор²⁰ сообщает, что беженцы из Хазарии, двинувшиеся на побережье Каспийского моря, просили о возвращении на родину и о принятии их в подданство великим князем русских. Поход 965 г. был завершением длительного подготовительного периода собирания сил и объединения славянских племен, входивших в состав Хазарского ханства. Завоевание Хазарского ханства, несомненно, входило в планы Святослава, стремившегося создать на всем юге нынешней России мощное русское государство. Территория Хазарского ханства, однако, недолго оставалась в руках русов. Приглашение византийского императора принять участие в борьбе с дунайскими болгарами (967 г.) окончательно отвлекло внимание Святослава на запад. Хазарское ханство делается добычей печенегов, которые уже в 968 г. осаждают Киев. Борьба с ними длится несколько лет, и в 972 г., по возвращении на Русь, Святослав был убит в битве с печенегами, причем печенежский хан Куря, следуя древнему кочевому обычаю, сделал из его черепа себе чашу.

После побед великого князя Святослава в X в. началась колонизация Приазовья русскими. В следующем столетии под давлением половцев часть русского населения Хазарии принуждена была уйти обратно на Русь. Именно в этой связи следует рассматривать известие о переселении беловежцев в 1117 г. Профессор М.И. Артамонов считает возможным предположить, что Цимлянские городища, покрывающие древний Саркел, опустели после этого переселения беловежцев (самые поздние монеты с левобережного городища относятся только к началу XII в.)²¹.

Завоевание Хазарского ханства русами изменило политическую ориентацию Причерноморья. Киев становится главным центром Причерноморья, и преемники Святослава величаются уже хаканами, т. е. императорами. Хаканами же величал митрополит Иларион и Владимира Святого, и Ярослава Мудрого. Русский князь, правящий в Новгороде, также именовался хаканом, что доказывает значительное хазарское влияние на Руси. Хотя отдельные хазарские ханы и продолжали править частями территории, некогда входившими в состав Хазарского ханства, единство его было уже навсегда утрачено. Русы укрепились в части Крыма и на Таманском полуострове. В 1016 г. император Василий II Болгаробойца посылает флот в Черное море и берет в плен хазарского князя Георгия Цуло²². В походе участвует и русский отряд. В 1022 г. впервые упоминается город Тмутаракань, ставший аванпостом русского влияния на Востоке. В 1023 г. Мстислав, князь Тмутараканский, в союзе с хазарами, ходил походом против своего брата Ярослава. Ибн ал-Асир говорит о походе эмира Ганджи в Хазарию в 1030 г.²³В последний раз хазары упоминаются в связи с событиями в Тмутаракани в 1083 г.²⁴, после чего имя хазар исчезает со страниц русских летописей и мусульманских источников, а их место в степях Причерноморья занимают половцы и другие кочевники-тюрки, которых события, разыгрывавшиеся в среднеазиатских степях, вынуждали двигаться на запад, за Волгу.

Из отрывочных сведений, дошедших до нас на страницах русских летописей и мусульманских источников, мы можем восстановить в общих чертах картину государственного и экономического строя Хазарского ханства в период его наибольшего расцвета. Должностные лица государственного управления носили тюркские титулы — хан, бек, тудун и тархан, употребление которых среди хазар уже указывает на присутствие сильного тюркского элемента среди населения ханства. Во главе Хазарского ханства стоял хакан, который пользовался высшим религиозно-государственным авторитетом. У Константина Багрянородного²⁵ сохранился рассказ о провозглашении хакана посредством поднятия избранного на щите. Во главе администрации стоял наместник хакана, носивший титул бека (в русских летописях — пех), который являлся вторым лицом в ханстве и фактически управлял государством. В известной степени роль хазарского бека можно сравнить с ролью везира в мусульманских государствах, сложившихся при Аббасидах, государственный строй которых являлся подражанием сасанидской системе. Вокруг хакана и бека группировалась многочисленная феодальная знать, образованная из крупных землевладельцев и глав кочевых племен, входивших в состав Хазарского ханства, а также из служилого сословия, которое несло военную службу и было обязано выставлять определенное количество всадников в случае войны.

Население Хазарии, как и Боспорского царства в древности, занималось скотоводством и земледелием и состояло из оседлых жителей городов и кочевников степи. К первым принадлежало городское и земледельческое население Причерноморья, которое в основной своей массе было довольно смешанного происхождения, ко вторым — степные кочевые племена, среди которых преобладал тюркский элемент. Кроме них в состав Хазарского ханства входил значительный иранский элемент, как, например, аланы на Северном Кавказе и аланские поселения на юге России в Донской области. Мусульманские писатели оставили нам описания быта и жизни Хазарского ханства. Ибн Даста²⁶ говорит: «Зимою все население живет в городах, с наступлением же весны выходит в степь, где и остается до приближения зимы». О том же мы читаем в известном письме хазарского царя Иосифа: «В месяце Нисане (апрель) мы выезжаем из этого города (Итиль), и каждый направляется к своим виноградникам, к своим полям и к своей работе. Каждый род имеет свое наследственное имение, и туда он направляется и живет там. К концу месяца Кислев (ноябрь) мы опять возвращаемся в нашу ставку»²¹. По берегам Волги и Каспийского моря хазары занимались рыболовством. Хотя Хазарское ханство и не имело своей промышленности²⁸, оно, будучи расположенным на важных торговых путях из Месопотамии и Закавказья в Волжско-Камский бассейн и из стран Средней Азии на Русь, быстро сделалось большим распределительным центром товаров. Главным источником государственного дохода был транспорт иностранных товаров и доход с пошлин, взимаемых с купцов²⁹. Из Руси и Поволжья шли меха и мед, которые затем направлялись в Хорезм, Иран и Месопотамию. Из среднеазиатских степных областей, с которыми тюрки-хазары находились в тесных сношениях, а также из самой Хазарии вывозились продукты скотоводства и скот. Из Византии и с южных берегов Каспийского моря шли драгоценные ткани. Древнейшее описание балтийско-каспийского торгового пути сохранилось у арабского географа IX в. Ибн Хордадбеха: товары везли по Дону, или «Славянской реке»³⁰, с Дона — волоком на Волгу, и по этой реке до столицы Хазарского ханства — Итиля (у устья Волги), далее по Каспийскому морю до области Джурджан (Гурган), откуда имелись караванные пути в Иран и столицу Аббасидского халифата — Багдад.

Ханские ставки скоро сделались крупными торговыми центрами с колониями ремесленников и торговцев. Города-ставки хазарских ханов окружались стенами. Население жило в юртах (войлочных и деревянных хижинах), что доказывает, что ставки еще сохраняли свой кочевой характер и являлись местом съезда степняков. Ханский дворец был построен из кирпича и стоял на острове, который сообщался с берегом при помощи плавучего моста³¹. Ибн Фадлан, арабский оригинал сочинения которого был открыт в 1923 г. в мешхедской библиотеке, дал нам описание Хазарского ханства и его столицы Итиля³².

О культуре хазар, продержавшихся на юго-востоке теперешней России в течение почти четырех столетий, мы, к сожалению, не имеем возможности судить по находкам вещественных памятников. Хазарские курганы нам пока неизвестны. Могильники, открытые на берегах Донца близ с. Верхнее Салтово и у с. Зливки, хотя и относятся к хазарской эпохе, но, вероятно, принадлежали аланам, имевшим поселения в этом районе. На это указывает сходство находок Салтовского могильника и северокавказских катакомбных погребений (у аулов Чми, Камбулта, Лизгора и др.). Следует также отметить находку из кургана близ ст. Романовской, состоящую из украшений византийского изделия и монеты Льва III Исавра (717–741). Как инвентарь салтовских погребений, так и предметы, найденные на левобережном Цимлянском городище, указывают на сильное влияние северокавказской культуры, из чего можно заключить, что хазары, имевшие свою ставку первоначально в Дагестане, в культурном отношении принадлежали к северокавказскому миру. Исследования, произведенные северокавказской экспедицией, установили наличие значительного количества поселений по нижнему течению и в устье Дона, относящихся к IX в. и, вероятно, возникших в причерноморских степях за период «хазарского равновесия». К XI в. большая часть этих поселений исчезает. В продолжавших существовать поселениях замечается усиливающееся влияние соседней Руси, которое, однако, сходит на нет ко второй половине XII в. под напором кочевых племен³³.

Принятые сокращения

ДАН — Доклады Академии наук СССР.

ЗИВАН — Записки Института востоковедения АН СССР. Л.

ЗВОРАО — Записки Восточного отделения (Имп.) Русского археологического общества. СПб.

ЗКВ — Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее Российской Академии наук (Академии наук СССР). Л.

ИАН — Известия Императорской Академии наук. СПб.

ИГАИМК — Известия Государственной Академии истории материальной культуры. Μ.—Л.

ИИРГО — Известия Имп(ераторского) Русского географического общества. СПб.

ИРАИМК — Известия Российской Академии истории материальной культуры. Пб., Пг., Л.

МЭ — Материалы по этнографии.

ТВОРАО — Труды Восточного отделения Имп(ераторского) Русского археологического общества. СПб.

ТТКОПОРГО — Труды троицко-савского кяхт. отделения Приамурского отдела (Имп.) Русского географического общества.

AKBAW — Abhandlungen der königl. bayerischen Akademie der Wissenschaften.

AKGWG — Abhandlungen der königl. Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen. Philologisch-historische Klasse.

АО — Acta Orientalia. Ediderunt societates orientales Batava, Danica, Norvegia (Svecica). Leiden.

APAW — Abhandlungen der preussischen Akademie der Wissenschaften. Berlin.

BSO(A)S — Bulletin of the School of Oriental (and African) Studies. London Institutes (University of London).

GJ — The Geographical Journal. London.

GMS — E.J.W.Gibb Memorial Series.

GMS NS — E.J.W.Gibb Memorial Series. New Series.

JA — Journal Asiatique. Paris.

JASB — Journal of the Asiatic Society of Bengal. Calcutta.

JBORS — Journal of the Bihar and Orissa Research Society.

JRAS — The Journal of the Royal Asiatic Society, of Great Britain and Ireland. London.

JSFOu — Journal de la Société finno-ougrienne. Helsinki.

KCsA — Kōrōsi Csoma Archivum.

Mél. As. — Mélanges Asiatiques, tirés du Bulletin historico-philologique de lʹAcadémie Impériale des sciences de St.-Pétersbourg.

OZ — Ostasiatische Zeitschrift.

RO — Rocznik Orientalistyczny. Lwów (Kraków).

SBAW — Sitzungsberichte der philosophisch-philologischen und der historischen Classe der königl. bayerischen Akademie der Wissenschaften zu München.

SPAW — Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften. Berlin.

TP — T'uong Pao.

ZDMG — Zeitschrift der Deutschen morgenländischen Gesellschaft. Leipzig.

Примечания

Тюркские ханства

(VI–VIII вв.)

1. См.: Pelliot P.: ТР. 1915. Р. 687; см. также: Marquart J. Untersuchungen zur Geschichte von Eran. II. Göttingen — Leipzig, 1905. S. 252.

2. См.: Thomsen V. Alttürkische Inschriften aus der Mongolei // ZDMG. Bd. 78. S. 122; Müller F.W.K. Uïgurica. Bd. II. Berlin, 1911. S. 97: «ärk türk» — «мощь и сила».

3. Род Ашина, по преданию, произошел от волчицы и юноши-хунна, откуда национальный тотем тюрков — серый волк.

4. Suvarṇaprabhāsa sūtra. Bibliotheca Buddhica. XVII.

5. Об упоминаниях имени «тюрк» в арабской литературе VI—VII вв. см.: Kowalski Tadeusz. Die ältesten Erwächerungen der Türken in der arabischen Literatur // KCsA. Budapest, 1926. Bd. II. Lief. 1–2. S. 38–41.

6. Poppe N. Die Tschuwassische Sprache in ihrem Verhältniss zu den Türk-Sprachen // KCsA. 1926. S. 65.

7. См.: Ungarische Jahrbücher. Bd. V. S. 98.

8. Обе эти надписи были поставлены ханским советником Йоллыг-тегином, который называется в надписях «атысы» — слово, которое академики В.В. Радлов и П.М. Мелиоранский переводят как «родственник», В. Томсен — как «племянник», а проф. Н.Н. Козьмин (Классовое лицо «атысы» Йоллыг Тегина, автора орхонских памятников // Сб. «С.Ф. Ольденбургу». Л., 1934. С. 265) предлагает переводить словом «регент» или «опекун» (сравн. тюркские титулы атабек и аталык).

9. Kotwicz W. Le monument turc d'Ykhe-Khuchotu en Mongolie Centrale. // RO. T. IV. 1926. P. 60–107.

10. Nemeth J. Die köktürkischen Grabinschriften aus dem Tale des Talas in Turkistan // KCsA. 1926. S. 134, folg.

11. Thomsen V. Dr. M-A.Stein's «Manuscripts in türkisch «runic» script from Miran and Tunhuang» // Saml. Afh. Vol. III. Kopenhague, 1922. P. 262.

12. Thomsen V. Samlede Afhandlinger. Vol. III. Этот перевод появился на немецком языке в ZDMG и на английском в BSOS (Vol. IV. Р. 861).

13. Радлов В. и Мелиоранский П. Древнетюркские памятники в Кошо-Цайдаме // Труды Орхонской экспедиции. Вып. IV. СПб., 1897.

14. «Голубые» или «синие» тюрки, как они себя называют в надписях, кочевали на обширном пространстве между Кадырканской чернью (согласно академику В.В. Бартольду и В. Томсену — Большой Хинган) и Темир-капыга (Железные Ворота — ущелье Бузгала). От тюрков наименование «голубые» или «синие» перешло к монголам, у которых мы встречаем кöке монгол, или «синие монголы», и кöке монголун кöке туг — «синее знамя синих монголов».

15. Тогузгуз мусульманских источников.

16. Об имени öтюкен см.: Владимирцов В.Я. По поводу древнетюркского ötüken-jīš // ДАН. 1929. С. 133, след. У Рашид ад-Дина (изд. Березина. Ч. VII. С. 161 персидского текста; ч. V. С. 125 перевода) один из десяти истоков р. Орхон назван — Утикан.

17. Бешбалык был расположен около Гучэна и соответствовал китайскому наместничеству Бэйтин. В танскую эпоху известен под именем Каган-ступа.

18. См. Marquart J. Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge. Leipzig, 1903; Minorsky V. Tamīm ibn Baḥr's Journey to the Uyghurs // BSO(A)S. 1948. Vol. XII, 2. P. 275–305.

19. Об уйгурах см.: Bretschneider Е. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources. Vol. I. London, 1910. P. 236–263; Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. P. 900–908; Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. СПб., 1851. T. 1. С. 373–423; Hudūd al-'Ālam. Transl. by V.Minorsky. London, 1937. P. 266, next.

20. А. Херман в своем «Atlas of China», карта 34–35, почему-то поместил токуз-огузов в бассейне Керулена, тогда как их исконные кочевья располагались в Северо-Западной Монголии между Хангаем и Танну-Улой.

21. См.: Barthold W. 12 Vorlesungen über die Geschichte der Türken Mittelasiens. Berlin, 1935. S. 37.

22. Ibid. S. 13. Согласно «Суйшу» (гл. 84), у тюрков было 28 степеней должностных лиц, причем все должности были наследственными.

23. Согласно «Суйшу» (гл. 84), женских телохранителей называли фули (сравн. тюрк. бÿpi — «волк»).

24. Тюркские бунчуки имели навершия в виде золотой волчьей головы. Тюрки носили пояса, украшенные резными и чеканными украшениями.

25. См.: Watters. On Yuan-Chwang's Travels in India. London, 1904. Vol. I. P. 81.

26. Маркварт доказал, что слово mağūs («огнепоклонник») не означает последователя иранского маздеизма, а язычника-огнепоклонника шаманиста. См.: Marquart J. Skizzen zur geschichtlichen Völkerkunde von Mittelasien und Sibirien // Festschrift Hirth. S. 297; см. также: Феофилакт Симокатта. VII, 7–9.

27. См.: Яворский: RO. T. IV. 1926. S. 257.

28. Бяньитянь, гл. 130, л. 4б; также «Вэйши» и «Хучжоушу».

29. См. описание погребения Кюль-Тегина в надписи Бильге-хана.

30. Parker Е. The Early Turks // China Review. Vol. XXIV. P. 122, 166.

31. У Ибн Фадлана сохранилось описание погребального обряда тюрков-огузов Западной Сибири, в котором он упоминает изображения покоренных врагов, ставившиеся на могилу. См.: Известия РАН. T. XVIII. Вып. 1–2. 1924. С. 245.

32. Chavannes Е. Documents sur les Tou-Kiue (Turcs) occidentaux. St.-Pbg., 1903. P. 38, observ. 1.

33. См.: Kotwicz W. Le monument. P. 60. Ha c. 81 В. Котвич перечисляет следующие признаки погребений тюркского периода: 1) ориентация могил З—В; 2) наличие каменных саркофагов и мавзолея; 3) каменные намогильные изображения людей и животных; 4) ряды каменных монолитов (менгиров).

34. Каменная «баба», найденная в Семиречье, воспроизведена у Нидерле в его «Manuel de l'antiquité Slave» (Vol. II. P. 313). Обычай ставить каменные изображения на могилах существовал также среди половцев-команов, о нем говорит В. Рубрук (пер. А. Малеина, с. 80): «Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руках перед пупком чашу». См. также: Бартольд В.В. К вопросу о погребальных обрядах турков и монголов // ЗВОРАО. T. XXV. 1921. С. 60, след.

35. См.: Kotwicz W. Op. cit. P. 86.

36. Банзаров Д. Черная вера. С. 25.

37. Сообщение Г.Д. Санжеева, приведенное В.А. Казакевичем (Намогильные статуи в Дариганге. С. 22, прим.).

38. Первухин. Эскизы преданий из быта инородцев. T. II. С. 58, 72–75.

39. Потанин Г.П. Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. СПб., 1893. T. II. С. 82, след.

40. Рерих Ю. Звериный стиль у кочевников северного Тибета. Прага, 1930. С. 15. К тюркскому периоду принадлежат каменные курганы Минусинского края (V–VII вв.), в которых находился железный инвентарь. См.: Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // МЭ. T. IV. Вып. 2. 1929. С. 54, след., табл. II.

41. В. Рубрук (пер. А. Малеина, с. 77) говорит: «...ибо татары (монголы) отличаются от турок именно тем, что турки завязывают свои рубашки с левой стороны, а татары всегда с правой».

42. Бичурин Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений. T. 1. С. 267, след.

43. Успенский Ф.И. Первые славянские монархии. С. 8–9.

44. Обры славянских летописей.

45. Греч. Δ < ζαβουλο ~ Δ λζιβυλοs ~ ελειβουλοs. У Табари (изд. de Goeje, I, 895–896) Синджибу хакан; sizabul ~ Синджибȳ < синь-ябгу.

46. Chavannes Е. Documents. Р. 260.

47. Менандр. Fragm. hist. Graec. IV, 228.

48. Ibid. С. 245.

49. Chavannes E. Documents. P. 219.

50. Феофилакт Симокатта. VII, 7–9; Chavannes E. Documents. P. 249.

51. События этого похода изложены по «Цзы чжи тунцзянь» («Зерцало Истории») Сыма Гуана (1019–1086) с комментарием Ху Саньшэна (династия Юань).

52. Так понимаем эту фразу, вместе с проф. Козьминым, см. вышеуказанную работу, с. 272: «йышда ташда».

53. Lévi S. Le «Tokharien B». Langue de Koutcha // JA. 1913. P. 317, suiv.; 367.

54. Титул этот встречается в орхонских надписях (см.: Radloff W. Die alttürkischen Inschriften der Mongolei. St.-Pbg., 1894. S. 197), а также в китайских анналах в транскрипции: тутунь.

55. The Life of Hiuen Tsiang, transl. by S. Beal. London, 1906. P. 41.

56. Ibid. P. 42.

57. Ibid.

58. Мы уже отмечали, что в 631 г. согдийский царь послал посольство в Китай с выражением готовности признать сюзеренитет Китая над Согдианой, которая была заинтересована в торговле с Китаем. Но император Тай-цзун отклонил это предложение, поддержание которого потребовало бы от Китая напряжения всех сил.

59. Под 648 г. китайские анналы упоминают о посольстве из страны киргизов (Цзегу), причем отмечается их особый физический тип, рослость, рыжий цвет волос и светлые глаза.

60. Об административном делении владений Западного края см.: Chavannes Е. Documents. Р. 268–279; см. также: Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. T. II. С. 260, след.

61. Юньчжун лежал к юго-западу от г. Гуйхуачэн.

62. По-китайски Чудулу хань или Ашэна Чудулу.

63. В 683 г. тюркские отряды напали на Бинчжоу (Тайюань в Шаньси) и Ланьчжоу. В 684 г. тюрки появляются в Гуйчжоу в пределах провинции Чжили. В 686 г. Эльтерес-каган одерживает большую победу над китайцами под Синьчжоу в Шаньси. В следующем году тюрки появились под стенами Юйчжоу, но потерпели поражение и принуждены были отступить за хр. Иньшань и на время прекратить набеги на китайские пограничные линии. Между 685–688 г. восточные тюрки неоднократно нападали на кочевья западных тюрков.

64. Кёгменьский хребет — вероятно, западная часть Саянского хребта. См.: Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. T. II. С. 297, прим. 1.

65. В 714 г. китайские войска вторгаются в кочевья западных тюрков и достигают Токмака. К 715 г. все десять племен западных тюрков снова делаются вассалами китайского императора.

66. Chavannes Е. Epitaphes de deux princesses turques de l'époque des T'ang // Festschrift V. Thomsen. P. 78–87; см также: Pelliot P. La fille de Motch'o gaghan et ses rapports avec Kúl-tegin // TP. XIII. 1912. P. 303.

67. См.: Kotwicz W. Le monument. P. 100.

68. Сюань-цзун отрекся от престола в 755 г. и умер в 762 г.

69. Кара-тюргеши кочевали в долинах рр. Чу и Талас.

70. Смысл тот, что среди тюрков не было людей (ремесленников), приспособленных к городскому труду. Как известно, ислам нес с собою городскую цивилизацию.

71. Табари, изд. de Goeje. II, 1593, след.; 1613; 1689, след.

72. Тибетские источники часто говорят о карлукских (gar-log) набегах на Западный Тибет (царство Гугэ).

73. 747 г., согласно Рамстедту (Как был найден Селенгинский камень // ТТКОПОРГО. T. XV. Вып. 1. 1912. С. 48), Маркварт (Über das Volkstum der Komanen // AKGWG. Bd. XIII, 1. 1914. S. 61) дает дату — 746 г.

74. Ма’суди (см.: Les Prairies d'or. T. I. P. 305, suiv.) ошибочно называет тюрков-шато — токузгузами. Он упоминает о подавлении восстания в Китае во 2-й половине IX в. с помощью тюркского хана (877/8 г.). Между 760 и 800 г. Бешбалык был посещен авантюристом Тамим ибн Бехром (см.: Barthold W. 12 Vorlesungen. S. 55; Minorsky V. Tamīm ibn Baḥr’s Journey to the Uyghurs. P. 275–305).

75. Minorsky V. Op. cit. P. 288, next.

Арабское завоевание Трансоксианы

(VII–VIII вв.)

1. См.: Самойлович A.H.: Известия PAH. 1927. C. 155, след. Также täzik в надписи из урочища Ихэ-Хушоту (см.: Kotwicz W. Le monument. P. 101). Тибетские транскрипции: ta-zig ~ rta-sig ~ stag-gzigs и, вероятно, rta-mjug.

2. Сведения о сасанидском влиянии в Трансоксиане чрезвычайно сбивчивы и кратки. Ибн Хордадбех говорит о сасанидских правителях Трансоксианы, где, согласно ему, правил один из четырех марзбанов Хорасана. См.: Жуковский В.А. Древности Закаспийского края. Развалины старого Мерва. СПб., 1894. С. 9; Barthold W. Turkestan down to the Mongol invasion. London, 1928 (GMS NS, V). P. 183, note 5.

3. См.: Christensen A. L'Iran sous les Sassanides. Kopenhague, 1936. P. 93.

4. В завоеванных арабами областях Ирана и Средней Азии маздеизм еще долго продолжал держаться, и эдикт халифа Омара установил налог для иранских гебров (огнепоклонников), наравне с христианами и евреями, признававших политическую власть мусульманских халифов, но сохранявших свои верования.

5. Среди находок, сделанных в развалинах замка на Кухи-Муг (Согдийский сборник. С. 27), имеется изображение согдийского вооруженного всадника на деревянном, обтянутом пергаментом щите. Вооружение согдийских феодалов состояло из прямого меча, который носился с левой стороны, короткого акинака, подвешенного к поясу с правой стороны, колчана со стрелами, который носился справа в налучье, и двух луков, носимых с левой стороны. Одним из знаков достоинства феодала был золотой пояс, к которому подвешивался акинак.

6. См.: ЗКВ. T. 1. С. 84.

7. Согдийский сборник. Сборник статей о памятниках согдийского языка и культуры, найденных на горе Муг в Таджикской ССР. Л., 1934. С. 12, след.; сравн. также осетин. хозяйничанье (см. Миллер Вс. Ф. Осетинско-русский словарь. T. 1. С. 236).

8. Le Sūtra des Causes et des Effets. T. II. P. 76.

9. Наршахи, изд. Schefer'a. Paris, 1892. P. 7.

10. The Life of Hiuen Tsiang. transl. by S. Beal. P. 37.

11. Махмуд ал-Кашгари. Диван. I, 391, след.

12. Бартольд В.В. Восточно-Иранский вопрос // ИРАИМК. T. II. 1922. С. 379.

13. Кастальский Б.Н. Бия-Найманские оссуарии // Протоколы заседаний и сообщения членов Туркестанского кружка любителей археологии. Год XII. Самарканд, 1908.

14. Перевод по токийскому изданию «Сиюцзи» (1911), с поправками проф. Пеллио: «Термез в китайских и тибетских текстах» // ДАН. 1929. С. 297, след.

15. См.: Catalogue du fonds Tibétain de la Bibliothèque nationale par P. Cordier. III. Paris, 1915. P. 408.

16. См.: Денике Б.П.: Термез // Новый Восток. Кн. 22. Москва, 1928. Рис. 5. О памятниках Термеза см. также: Castagné J. Les ruines de Termez // Revue des Arts Asiatiques. II. № 3, sept. 1925. P. 49–57.

17. Barthold W. Turkestan. P. 183.

18. Об ал-Хаджжадже см. статью H. Lammens в Encyclopaedia of Islam. Vol. II. P. 214–216.

19. Barthold W. Op. cit. P. 184.

20. Gibb H.A.R. The Arab conquests in Central Asia. London, 1923.

21. Ibid. P. 32.

22. Наршахи, изд. Schefer'a. C. 8, 15.

23. Chavannes E. Documents. P. 186, observ. 1.

24. Ibid. P. 145.

25. См.: Бируни. Āс̱āp ал-бāк̣ийа. Пер. Захау. С. 288, прим. 15. О различных китайских транскрипциях имени Хорезм см.: Pelliot P. Le nom du xwārizm dans les texts chinois // TP. XXXIV, 1–2. 1938. P. 146–152.

Для изучения хорезмской культуры имеют большое значение раскопки С.П. Толстова в пустыне Кызылкум, произведенные к востоку от долины реки Амударья в 1937 и 1938 гг. Как сообщалось в газете «Вечерняя Москва», по словам Толстова, приступить к раскопкам побудили споры о происхождении семи таинственных серебряных чаш, часть которых хранится в Эрмитаже, часть — в Британском музее. По некоторым догадкам, чаши эти сделаны ювелирами древнего царства Хорезм, разрушенного монголами. Решение проверить эти предположения путем раскопок в пустыне Кызылкум дало целый ряд важных открытий. Под густым слоем песков, нанесенных ветрами после монгольского разрушения оросительных сооружений, открыты остатки крепостей, городов, селений, домов, произведений искусств, предметов обихода. Благодаря сухому климату Кызылкума вещи прекрасно сохранились. Удалось расшифровать надписи на 300 найденных монетах Хорезма — и это дало ключ к разгадке хорезмийской письменности и хорезмийского языка. Собранные предметы позволяют проследить обширные торговые и культурные связи древнего Хорезма с Восточной Европой, Сибирью, Индией и т. д. По заключению московских археологов, теперь можно утверждать, что таинственные чаши из Эрмитажа и Британского музея изготовлены были действительно в Хорезме.

26. Barthold W. Turkestan. P. 185.

27. Gibb Н.А.R.: BSOS. Vol. II. P. 467.

28. Barthold W. Op. cit. P. 187.

29. К этому посольству относится известное письмо Гурека, ихшида согдийского, к китайскому императору, о котором см.: Бартольд В.В. К истории арабских завоеваний в Средней Азии // ЗВОРАО. T. XVII. 1906. С. 0141–0147.

30. Халиф Омар также послал в пограничные области предложение местным владетелям перейти в ислам. Окончательная исламизация Трансоксианы произошла при халифе ал-Му'тасыме (833–842).

31. В своде Табари, который, как известно, писал на основании труда историка ал-Мадаини (752–842), Диваштич упоминается в форме Дивасти.

32. См. статью академика И.Ю. Крачковского в Согдийском сборнике. С. 59, след.

33. См.: Там же. С. 61.

34. Согласно Табари (II, 1453, 16), Абгар помещался в районе Чешме-аба. Согласно же ал-Мадаини, сражение с отрядом Диваштича произошло недалеко от селения Кум (см. Согдийский сборник. С. 66), причем академик Крачковский высказывает догадку, что развалины Кухи-Муга имеют отношение к этому событию.

35. Асад восстановил в 725 г. разрушенный арабами Балх, восстановление которого было поручено роду Бармакидов. См.: Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903. С. 14.

36. Barthold W. Turkestan. P. 189.

37. Как и прежде, вмешательство Китая приняло форму посылок инвеститурных грамот трансоксианским владетелям, а в 744 г. владетелю Ферганы Арслан-таркану была послана принцесса императорского дома в жены.

38. 3800 м.

39. 4573 м.

40. См.: Stein A. Serindia. Vol. I. Oxford, 1921. P. 52–59.

41. Взятые арабами в плен китайцы впервые занесли в Самарканд способ изготовления бумаги, который был затем усовершенствован арабами. См.: Carter Th.F. The Invention of Printing in China and its Spread Westward. N.Y., 1925. P. 97, next.

42. Browne E.C. Literary History of Persia. Vol. II. Cambrige, 1906. P. 308, next.

Уйгуры

(745–840 гг.)

1. См.: Pelliot P. A propos des Comans // JA. 1920. P. 153, observ. Об уйгурах см.: Цзю Таншу, гл. 195; Синь Таншу, гл. 217 В; Бичурин Н.Я. Собрание сведений. T. I. С. 373, след.; Bretschneider Е. Researches. Vol. I. P. 236, next.

2.Мояньчжо < Баян-чор. См.: Pelliot P. A propos des Comans. P. 153. По-уйгурски тäнгридä к̣ут булмыш илытмиш билге каган.

3. Ramstedt C.J. Zwei uïgurische Runeninschriften in der Nord-Mongolei // JSFOu. XXX, 3. Helsinki, 1931. P. 12; Chavannes E.: TP. 1913. P. 789.

4. О критическом положении китайской власти свидетельствует тот факт, что просьбы о помощи были посланы не только уйгурскому кагану, но даже к владетелю Ферганы и недавним врагам — арабам.

5. Radloff W. Atlas der Altertümer der Mongolei. St.-Pbg., 1892. Tabl. XXXI–XXXV; Idem. Antiquités de l'Orkhon // JSFOu. 1892. P. 50–61; Müller F.W.K. Uïgurica. Bd. I // SBAW. Berlin, 1909. S. 276.

Согласно профессору Халоуну (см.: Minorsky V. Tamīm ibn Baḥr's Journey to the Uyghurs. P. 300), Карабалгасунская надпись представляет собой погребальную надпись кагана Баои (808–821). На западе хан Баои распространил свое влияние до Сырдарьи и Ферганы; покорил карлуков и поставил над ними ябгу (вассальный правитель).

6. Весьма вероятно, что поход кыргызов против уйгуров был инспирирован китайцами.

7. Franke О. Geschichte des Chinesischen Reiches. Bd. II. Berlin, 1936. S. 491–494.

8. Бичурин Н.Я. Собрание сведений. T. I. С. 419.

9. Согласно Маркварту (Streifzüge. S. 390), уйгуры заняли Гаочан к 866 г.

Бешбалык, Турфан (Хочо), Куча и Карашар назывались уйгурами «четыре тугри», или «четыре тохарских оазиса». См.: Henning W. Argi and the Tokharians // BSOS. 1938. P. 55; см. также: Barthold W. Beshbalik // Encyclopaedia of Islam. P. 746.

Гаочан (позднее Хуочжоу, откуда уйгурское Хочо), Чинандускат мусульманских писателей (Бируни. Canon. F. 103а), ныне Идикут-шахри. См.: Hudūd al-'Ālam, пер. В. Минорского. С. 271.

10. См.: Там же. С. 265.

11. Отчет Ван Яньдэ переведен Stanislas Julien'oм, см. Mélanges de géographie asiatique et de philologie sinno-indicum. P. 86–102. Между 847–1218 г. уйгурское ханство Гаочана включало в себя Хами (Комул), Бешбалык, Кара-Хочо (Турфан) и Кучу.

12. Потанин Г.Н. Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. T. I. С. 440; T. II. С. 410, 435; Mannerheim К. A visit to the Sarö and Shera Yögurs // JSFOu. XXVII. 1911. P. 1–27 (рецензия C.E. Маслова: Живая старина. 1912. С. 214–220); Маслов С.Е. Остатки шаманства у желтых уйгуров // Там же. С. 61–74; Kotwicz W. Quelques documents sur les rélations entre les Mongols et les Ouigours // RO. T. II. 1925. P. 240–247; Ligeti L. Les Pérégrinations de Csoma de Körösi // Revue des études Hongroises. July, 1934. P. 233–253.

13. См.: Chavannes E. et Pelliot P. Un traité manichéen retrouvé en Chine // JA. 1913. P. 303.

14. Ibid. P. 179.

15. Yule—Cordier. Marco Polo. Vol. I. London, 1903. P. 286–287; Pelliot P.: JA. 1912. P. 595, suiv.

16. Gabain A., von. Die uïgurische Übersetzung der Biographie Hüen-Tsangs // SPAW Berlin, 1935. S. 151–180; Müller F.W.K. Uïgurica. Bde. I–IV // APAW; SPAW. Berlin, 1908; 1910; 1920; 1931; Bang W. und Gabain A. Türkische Turfan Texte // SPAW. Berlin, 1929–1931; Radloff W. Uïgurische Sprachdenkmäler. L., 1928.

17. Литература о манихействе:

Beausobre J., de. Histoire critique de Manichée et du Manichéisme. Amst., 1734–1739;

Bauer C. Das manichäische Religionssystem. Göttingen, 1928;

Flügel G. Mani, seine Lehre und seine Schriften. Ein Beitrag zur Geschichte des Manichäismus. Aus dem Fihrist des Abülfarasch Muhammad ben Ishak al-warräk. Leipzig, 1862;

Cumont F. Recherches sur le manichéisme. Paris, 1908;

Alfaric Prosper. Les Écritures manichéennes. Vol. I–II. Paris, 1918; 1919;

Burkitt P.C. The Religion of the Manichees. Cambridge, 1925;

Müller F.W.K. Handschriften-Reste in Estranghelo-Schrift aus Turfan. Bde. I–II. Berlin, 1904;

Idem. Ein Doppelblatt aus einem manichäischen Hymnenbuch // APAW. Berlin, 1913;

Salemann C. Manichäische Studien // Mémoire de l'Acad. de Russie. St.-Pbg., 1908; Manichaeica. I–V // Mél. As. St.-Pbg. P. 1907–1913;

Henning W. Mitteliranische Manichaeica. Bde. I–III. Aus dem Nachlass von F.G.Andreas // SBAW. Berlin, 1932; 1933; 1934; Idem. Ein manichäischer kosmogonischer Hymnus // Nachrichten von der Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen, 1932;

Geburt und Entstehung der manichäischen Urmenschen // Ibid. 1933;

Ein manichäisches Henochbuch // APAW. 1934;

Le Coq A., von. Türkische Manichaeica aus Chotscho. Bde. I–III // APAW. 1911; 1919; 1922; Idem. Dr. Stein's Turkish Khuastuanift from Tun-huangs // JRAS. 1911;

Chavannes E. et Pelliot P. Un traité manichéen retrouvé en Chine // JA. 1911; 1913;

Waldschmidt und Lentz. Die Stellung Jesu in Manichäismus // APAW. Berlin, 1926;

Manichäische Dogmatik aus chinesischen und iranischen Texten. Berlin, 1933;

Reitzenstein R. Das manichäische Buch des Herrn der Grosse. 1919;

Das iranische Erlosungmysterium. 1921;

Jackson W. Researches in Manichaeism. N. Y., 1932;

Reitzenstein R. und Schaeder H.H. Studien zum antiken Synkretismus. 1926;

Schaeder H.H. Urform und Fortbildung des manichäischen Systems. 1927;

Wesendonk O.G., von. Die Verwendung einiger iranischen Götternamen im Manichäismus // АО. VII; Idem. Das Weltbild der Iranier. München, 1933. S. 275–283;

Schmidt Carl und Polotsky H.J. Ein Mani-Fund in Ägypten // SPAW. Bedin, 1933;

Polotsky H.J. Manichäische Handschriften der Sammlung A. Chester Beatty. I. Stuttgart, 1934.

18. См.: Schmidt — Polotsky. Op. cit. S. 47, folg.

19. Herzfeld E. Paikuli. Monument and inscription of the early history of Sassanian Empire. Berlin, 1924. P. 45, 49–50.

20. Henning W. Mitteliranische Manichaeica. Bd. III. S. 862; Orientalische Literaturzeitung. 1935. S. 223.

21. См.: Schaeder H.H. Iranische Beiträge. Halle: Niemeyer, 1930. S. 78, folg.; Henning W. Op. cit. S. 854, folg.

22. См.: Flügel G. Mani. S. 108.

23. Chronologie, пер. Sachau. S. 191.

24. Chavannes E. et Pelliot P. Un traité manichéen retrouvé en Chine // JA. 1911; 1913. P. 73, 85, 89, 90, 94, 124, 159, 175, 177, 220–302, 342.

25. Ibid. P. 154.

26. Müller F.W.K. Uïgurica. Bd. II. Berlin, 1911. S. 95.

27. Владимирцов Б.Я. Mongolica. I // 3KB. T. I. 1925. C. 305, след.

28. Chavannes E. et Pelliot P. Op. cit. P. 226, 258, suiv.

29. Pelliot P. Les traditions manichéenes au Fou-kien // TP. XII. 1923. P. 193–208.

30. Henning W.: ZDMG. Bd. 90. 1936. S. 11, folg.

31. Müller F.W.K. Ein Doppelblatt aus einem manichäischen Hymnenbuch.

32. Роборовский В.И.: ИИРГО. T. XXXIV. 1898. C. 1–50.

33. В настоящее время A. von Gabain и H.H. Schaeder подготовляют новое издание текста и перевод. См.: Radloff W. Chuastuanift, das Bussgebet der Manichäer. St.-Pbg., 1909; Le Coq A. Chuastuanift, ein Sündenbekenntniss der manichäischen Auditories. Berlin, 1911; Idem.: JRAS. 1911. P. 289, next.

34. Henning W. Mitteliranische Manichaeica. Bd. III. S. 872–881.

35. Rostovtzeff M. Dura-Europos and its art. Oxford, 1938.

36. Arnold Th. W., Sir. Survivals of Sassanian and Manichean Art in Persian Paintings. Oxford, 1934.

37. Le Coq A. Chotacho // JA. 1909. II. Tab. I. P. 327.

38. Stein A. Innermost Asia. Vol. II. Oxford, 1928. P. 1082, next.

Кидани

(405–1044 гг.)

1. Chavannes E. Voyageurs chinois chez les Khitan et les Jou-tchen // JA. I. 1897. P. 377. На севере ставка хана была в Линьхуане на берегу Шара-Мурэна, восточная ставка — в Ляояне.

2. Mullie J. Les anciennes villes de l'empire des Grands Leao // TP. 1922. P. 160.

3. См.: Pelliot P.: JA. I. 1920. P. 146, suiv.; Kotwicz W. Les Khitan et leur écriture // RO. T.II. 1925. P. 248.

4. Кидани также пользовались уйгурским письмом. См.: Marquart J. Q̌uwainis Bericht neben die Bekahrung der Uïguren. S. 500, folg; Chavannes E. et Pelliot P. Un traité manichéen retrouvé en Chine. P. 377.

5. Сведения об открытых киданьских надписях появились в Bulletin of the Catholic University of Peking (P. 236–243), то же сообщение появилось в T'oung Pao (XXII. 1923. P. 292–301) с примечаниями П. Пеллио.

6. См.: Kotwicz W. Op. cit. P. 248, след. Сборник, цитированный проф. Котвичем, называется rGya-dkar-nag-rgya-ser kasmī-rā Bal-Bod-Hor-gyi yi-gedang dpe-ris rnam-grangs — «Образцы рисунков и письмен Индии, Китая, Монголии, Кашмира, Непала, Тибета и тюрков (хор)» (ксилограф. издание печатного двора при храме Сунчжусы в Пекине, с. 29). Неизвестное письмо, о котором говорит Котвич, воспроизведено на с. 16 ксилографа.

7. См.: Bretschneider Е. Researches. Vol. I. P. 265.

8. См.: Chavannes E. Op. cit. P. 383.

9. См.: Ibid. P. 414; Bretschneider E. Op. cit. I. P. 209.

Домусульманские памятники Восточного Туркестана

(III–IX вв.)

1. Пржевальский Н.М. Третье путешествие в Центральной Азии. Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки. СПб., 1883. С. 100, след.

2. Грумм-Гржимайло Г.Е. Описание путешествия в Западный Китай. СПб., 1896–1907.

3. Klementz D. Turfan und seine Alterthümer // Nachrichten über die von der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften zu St. Petersburg im Jahre 1898 ausgerüstete Expedition nach Turfan. Heft 1. St.-Pbg., 1899.

4. Grenard F. Mission scientifique dans la Haute Asie. Vol. III. P. 128.

5. Stein A. Sand-buried ruins of Khotan. London, 1903; Idem. Ancient Khotan. 2 vols. Oxford, 1907.

6. В 1890 г. офицер британской службы Bower нашел в местечке Шах-яр, к югу от Кучара, первую древнеиндийскую рукопись на березовой коре — находка эта послужила толчком к изучению памятников домусульманского Туркестана.

7. Grünwedel A. Bericht über archäologische Arbeiten in Idikut-schari und Umgebung im Winter 1902–1903 // AKBAW. XXIV, I. München, 1906.

8. Работы второй и третьей экспедиций описаны фон Лекоком в его книге «Auf Hellas Spuren in Ost-Turkistan». Leipzig, 1926.

9. Stein A. Ruins of desert Cathang. 1912; Idem. Serindia. 5 vols. Oxford, 1921.

10. Общего описания работ этой экспедиции еще не появилось, кроме опубликованного доклада проф. Пеллио (Trois ans dans la Haute Asie. Paris, 1910). Изданы в шести томах альбомы фотографий, снятых фотографом экспедиции в пещерных храмах Дуньхуана (Les grottes de Touen-Houang. Paris, 1920–1924), в двух сериях (in 4° и in 8°) издаются рукописи, привезенные экспедицией из Дуньхуана.

11. Stein A. Innermost Asia. 3 vols. Oxford, 1928. (1 альбом карт.)

12. Le Coq A., von. Von Land und Leuten in Ost-Turkistan. Berichte und Abenteuer der 4. Deutschen Turfan-Expedition. Leipzig, 1928.

13. В Раваке, Йоткане и Ния А. Стейном были найдены геммы римской работы, относимые к первым векам н. э. Дютрель де Рейнс нашел в Йоткане золотую монету императора Валентиня (364–378).

14. См.: Kokka. XVI, 237.

15. Язык этих документов — индийский пракрит. См.: Kharoṣṭthī Inscriptions discovered by A. Stein in Chinese Turkestan. Ed. by A.M. Boyer, E.J. Rapson, Senart, P.S. Noble. Oxford, 1920–1927.

16. См.: Stein A. Ancient Khotan. Vol. II. Tab. XIV, next.

17. Ibid. Pl. II.

18. Ния, Йоткан, Миран — II–IV вв. н. э.; эллинистический Восток — IV–VIII вв.; Дандан-Ойлык, Ак-терек — влияние Гуптов. VIII–X вв. — влияние кашмирской школы (Avantipūra, IX в.).

19. Первый стиль — 2-я половина V в. — конец 1-й половины VII в., второй стиль — конец VII–VIII в.

20. См.: Ольденбург С.Ф. Русская Туркестанская экспедиция. СПб., 1914. С. 67, рис. 55, 56. Мотив двуглавого орла-гаруды среди ирано-скифских племен заслуживает отдельной монографии.

21. Le Coq A. Bilderatlas. Bildn. 8, VII, Tab. 14.

22. Ibid. Bildn. 28.

23. Ibid. Bildn. 32, 33.

24. Сравн. скифский боевой топор. Топоры являются излюбленным оружием многих современных нам афганских племен, сохранивших многое из среднеазиатского прошлого.

25. Шорчук, см.: Le Coq A. Bilderatlas. Bildn. 65.

26. См. фреску «Царь и царица Кучи» (Le Coq A. Bilderatlas. Bildn. 20).

27. См.: Ibid. Bildn. 3–7, ок. VI–VII вв.

28. Stein A. Serindia. Vol. III. P. 1198, fig. 295.

29. Waldschmidt E. Gandhara — Kutscha — Turfan. Leipzig, 1925. S. 99.

30. Le Coq A., von. Chotscho. Facsimile-Wiedergaben der wichtigsten Funde der I Kgl. Preuß. Expedition nach Turfan in Ostturkistan. Berlin, 1913.

31. The Thousand Buddhas. Ancient Buddhist Paintings from the Cave-temples of Tun-huang on the Western-Frontier of China. Recovered and described by Aurel Stein, K.C.I.E., with an introductory Essay by Laurence Binyon. London, 1921. Номера таблиц, указанные в нашем тексте, относятся к этому изданию.

32. The Thousand Buddhas. Tab. XV.

33. Ibid. Tab. XXXIV-XXXV.

34. Ibid. Tab. I–III, по определению Петруччи; возможно, однако, что образ изображает одного из Будд — спутников Будды Врачевателя — Симхасвару.

35. Следует особо отметить образ бодхисаттвы Кшитигарбхи, воспроизведенный на табл. XXXIX, отличающийся необычайной гаммой тонов и некоторой архаичностью рисунка и композиции.

36. См. богатый композицией образ тысячерукого Авалокитешвары, изображенного на табл. XIII; образ Авалокитешвары, водителя душ, шествующего на облаке, с ярко выраженной китайской трактовкой сюжета; табл. XV — два аспекта Авалокитешвары; табл. XVII — одиннадцатиликая форма Авалокитешвары; табл. ХХV — изображение Авалокитешвары с ярко выраженным индийским характером.

37. The Thousand Buddhas. Tab. XXXVII.

38. Petrucci R.: Annales du Musée Guimet. XLI. P. 121, suiv.

39. См.: The Thousand Buddhas. Tab. XLV–XLVII — образа китайского письма.

40. Ibid. P. 47.

41. Дхарматала изображен с опахалом в левой руке, правой рукой он ведет тигра, а на спине несет деревянную раму со священными книгами — способ, принятый тибетскими монахами и называемый ´khur-śing.

42. См.: Hackin J. Documents de la Missions Pelliot // Bulletin archéologique du Musée Guimet. Cah. II. Paris, 1921.

Кроме вышеуказанных произведений по археологии Восточного Туркестана следует отметить следующие работы и издания памятников:

Foucher A. The Beginnings of Buddhist Art and other essays on Indian and Central Asian Archaeology. London — Paris, 1917;

Grünwedel A. Altbuddhistische Kultstatten in Chinesisch-Turkistan (III Exped.) Berlin, 1912; Idem. Alt-Kutscha. Berlin, 1920;

Le Coq A., von. Die Buddhistische Spätantike in Mittelasien. Bde. I–IV. Berlin, 1922–1924; Idem. Die Buddhistische Spätantike in Mittelasien. Neue Bildwerke. Bd. I. Berlin, 1926;

Le Coq A., von und Waldschmidt E. Neue Bildwerke. II. Berlin, 1928;

Wachsberger. Stilkritische Studien zur Kunst Chinesisch-Turkistans // OZ. Bde. II–IV;

Hackin J. Guide-Catalogue du Musée Guimet. Les Collections Bouddhiques. Paris — Bruxelles, 1923; Idem. Recherches archéologiques en Asie Centrale (1931). Paris, 1936;

Waley A. A Catalogue of Paintings Recovered from Tun-huang by Sir Aurel Stein. K.C.I.E. London, 1931;

Andrews F.H. Descriptive Catalogue or Antiquities recovered by Sir Aurel Stein during his explorations in Central Asia, Kansu and Eastern Iran. Delhi, 1935; Idem. Catalogue of Wall-Paintings from ancient shrines in Central Asia and Sistan. Delhi, 1933;

Hongwanji S'ishiishi. Seiiki koko zufu;

Taki Belichi. Pictures on banner in Nepalese style from Tun-huang // Kokka. 1924. № 399;

Matsumoto Yeiichi. Frescoes in the North-Wei style at the Caves of one Thousand Buddhas in Tun-huang // Kokka. 1924. №№ 400–402;

Mission K. Otani. Frescoes brought back from Kizil // Kokka. 1924. № 407; Idem. Wooden puppets of the T'ang dynasty excavated at Turfan // Kokka. 1924. № 408;

Matsumoto Yeiichi. Li Sheng-tien, king of Knotan (938) and the thousand caves at Tun-huang // Kokka. 1925. № 410.

Саманидский период

(IX–X вв.)

1. Я'куби. Та'ри̅х̱. II, 528.

2. После падения Тюргешского ханства (739 г.) на его развалинах образовались два отдельных тюркских владения. Все Семиречье и Фергана вошли в состав карлукской орды, которая, как было уже сказано, в 766 г. захватила Суяб, столицу тюргешей, и утвердилась в долинах рр. Чу и Талас. В низовьях Сырдарьи утвердились тюрки-огузы, прежде входившие в состав Западнотюркского ханства. Для обороны Трансоксианы-Мавераннахра от тюркских набегов арабами были построены стены у Рашта и Чача.

3. Ибн ал-Acup, изд. Торнберга. VII, 192.

4. См.: Там же, 193; Encyclopaedia of Islam. Vol. III. P. 121–124.

5. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 79 персидского текста.

6. Табари, изд. de Goeje. Ill, 2249.

7. Автор не дошедшего до нас географического сочинения «Книга путей и государств», которым еще пользовались Ибн Хаукаль и Макдиси.

8. Систан был покорен саманидским полководцем Хусейном ибн Али между 910–912 г.

9. О шиитском движении см.: Barthold W. Turkestan. P. 242, next.

10. Ibid. P. 246.

11. Истахри, изд. de Goeje. С. 260, 307.

12. Об обоих Бал'ами см.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 613, next.

13. Низам ал-мульк. Сиасет-наме. Изд. Schefer'a. С. 93–96 персидского текста.

14. Низам ал-мульк (Указ. соч. С. 106 персидского текста) говорит о приготовлениях Алптегина к походу в Индию, которому помешала его смерть в 963 г.

15. Розен В.Р. Рассказ Хилȃля ас-Сȃби о взятии Бухары Богра-ханом // ЗВОРАО. T. II. 1888. С. 275.

16. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 54 (См.: Ауфи. Лубāб ал-албāб. Изд. Броуна. I, 23).

17. Эберман А. Ал-Хурейми, арабский поэт из Согда // ЗКВ. T. V. С. 445, след.

18. Бертельс Е.Э. Персидская поэзия в Бухаре. X в. М.–Л., 1935. С. 26.

19. Ethé Н. Die Lieder des Kisā't // SBAW. München, 1874. S. 133–153.

20. Ethé H. Rȗdagī, der Samaniden Dichter. Göttinger Nachrichten, 1873. S. 663–742. Ross E.D. E.Rudaki and Pseudo-Rudaki // JRAS. 1924. P. 609, next; Idem. A qassida by Rudaki // JRAS. 1926. P. 213–238.

21. В сасанидском Иране существовала «Книга Царей» — «Хватав намак», которая в VIII в. была переведена на арабский Ибн Мукаффой. Ни оригинал, ни перевод до нас не дошли.

22. Сихр-е Мани. Раби'а. МФ, 222.

23. Там же.

24. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 70 персидского текста.

25. Бартольд В.В.: ЗВОРАО. T. VIII. Вып. 1–2. С. 20.

26. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 84 персидского текста.

27. The Life of Hiuen Tsiang, transi. by S.Beal. P. 45.

28. Pelliot E. La théorie des quatre Fils du Ciel // TP. XXII. 1923. P. 97–125.

29. Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927. С. 54.

30. См.: отчет о раскопках В.А. Вяткина «Афрасиаб — городище былого Самарканда. Археологический очерк». Самарканд, 1927; Рец. академика Бартольда: «Иран». Л., 1928. С. 181–185.

31. Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. С. 74.

32. Массон М.Е. К вопросу о происхождении памятников древней деревянной архитектуры, открытых М.С. Андреевым в горах Самаркандской области // По Таджикистану. Вып. 1. Ташкент, 1927.

33. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 62.

34. Бартольд В.В.: ЗВОРАО. T. VIII. Вып. 1–2. С. 9.

35. Наршахи, изд. Schefer'a. С. 24 персидского текста.

36. Архитектурные памятники Средней Азии. Ташкент, 1929. С. 17.

37. См.: Наршахи, изд. Schefer'a. С. 24; Barthold W. Turkestan. P. 229, next; о главном мӯбеде (мӯбад) см.: Christensen A. L'Iran sous les Sassanides. P. 94.

38. Низам ал-мульк. Указ. соч. С. 95–96 персидского текста.

39. Там же. С. 95 персидского текста, след.; см. также: Barthold W. Turkestan. P. 226, next.

40. Макдиси. III, 337. О гузганских владетелях см. введение академика В.В. Бартольда к «Х̩удӯд ал-'āлем». (Рукопись Туманского. Л., 1930. С. 3, след).

41. См.: Якубовский А.Ю. Развалины Ургенча // ИГАИМК. T. VI. Вып. 2. А., 1930; Макдиси. III, 288–289.

42. Бейхаки, изд. Морлея. С. 838, след.

43.О ремесленных цехах X в. см.: Якубовский А.Ю. Махмуд Газневи // Сб. «Фердовси. 934–1934». Л., 1934. С. 65.

44. См.: Наршахи, изд. Schefer'a. С. 10.

45. Худӯд ал-'āлам — «Пределы Мира», труд неизвестного автора, начатый в 372/982 г. (с 26.VI.982 до 14.VI.983) для Абӯ-л-Хāриса Мухаммеда ибн Ахмеда, владетеля Гузгана (северо-западная часть современного Афганистана). Рукопись Туманского была издана в 1930 г. академиком В.В. Бартольдом и снабжена введением и указателем. Профессор В.Ф. Минорский издал английский перевод этого труда, снабженный обширным комментарием: Hudūd al-Ālam ‘The Regions of the World’. A Persian Geography 372 A.H. — 982 A.D. London, 1937; см. также: Minorsky V. A Persian Geographer of A.D. 982 on the Orography of Central Asia // GJ. XL, 3. 1937.

46. Секреты изготовления бумаги были занесены в Самарканд китайцами, взятыми арабами в плен после поражения китайских войск в битве при Таласе в 751 г.

47. В.В. Бартольд (Turkestan. Р. 236) отмечает влияние египетской промышленности на изделия Мавераннахра.

48. Гардизи, изд. Мухаммеда Назима. С. 95 (текст).

49. Сочинение Ибн Фадлана, описывающее его путешествие из Багдада к волжским болгарам, было открыто в 1923 г. в библиотеке Мешхеда. См.: Валūдū Зекū А.: Известия РАН. 1924. С. 243, след.

50. Barthold W. 12 Vorlesungen. S. 68.

51. Хорезмским Каспийское море названо у Мухаммеда ибн Мусы Хорезми (Китāб с̣ӯрат ал-ард, изд. Mžik, с. 80). До берегов моря Хвалимского (Каспийского) доходили набеги русов в течение X–XI вв.

Хазары

(627–1083 гг.)

1. В армянских источниках сохранились краткие упоминания о хазарских набегах на Закавказье во II–IV вв.

2. Chavannes Е. Documents. Р. 133, suiv.

3. Изд. de Goeje. С. 225.

4. Barthold W. 12 Vorlesungen. S. 68.

5. Табари, изд. de Goeje. Ill, 328, 9.

6. Barthold W. Op. cit. S. 65.

7. Согласно Мас'уди (Les Prairies d'or. II, 81).

8. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1871. С. 129, след.

9. Мас'уди (Op. cit. II, 8, suiv.) говорит об эмиграции евреев в Хазарию после преследований в Византии.

10. Marquart J. Streifzüge. S. 13, 22.

11. Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. II, P. 935. Bang W., Marquart J. Osttürkische Dialektstudien. S. 34.

12. Печенеги кочевали между Волгой и Яиком до 894 г.

13. Константин Багрянородный. De administrando Imperio. Гл. 37.

14. Там же. Гл. 42.

15. Гаркави А.Я. Сказания. С. 130.

16. Бруцкус Ю.Д. Варяги и колбяги // Сб. статей по археологии и византиноведению. Институт имени Н.П. Кондакова. VII. С. 91.

17. Margoliouth D.S. The Russian Seizure of Bardha'ah in 943 A.D. // BSOS. Vol. I, 2. 1918. P. 82–95.

18. Бруцкус Ю.Д. Письмо хазарского еврея от X века. Берлин, 1924.

19. Полное собрание русских летописей. I, 27.

20. Ибн Хаукаль. III, 286.

21. Артамонов М.И. Средневековые поселения на нижнем Дону // ИГАИМК. 1935. С. 81, 88.

22. Georgius Cedrenus. II, 710.

23. Bang W., Marquart J. Osttürkische Dialektstudien. S. 56.

24. Шахматов A.A. Повесть Временных лет. С. 253.

25. Константин Багрянородный. Указ. соч. Гл. 38.

26. Хвольсон Д.А. Известия Ибн Даста. СПб., 1869. С. 17.

27. См.: Гаркави А.Я. Сообщения о хазарах. А. Хазарские письма // Еврейская Библиотека. 1879. VII. С. 161. Эти описания довольно точно воспроизводят уже знакомые нам картины из жизни Боспорского царства.

28. Ибн Хаукаль. II, 283.

29. Гаркави А.Я. Сказания. С. 133.

30. У Ибн Хаукаля и в «Худӯд ал'-āлам» Дон называется «рекою русов».

31. d'Ohsson М.С. Des peuples du Caucase. Paris, 1828. P. 33.

32. Ибн Фадлан, изд. Френа. I, 820; II, 398; Валūдū Зекū А.: Известия РАН. 1924. С. 243, след.

33. Артамонов М.И. Средневековые поселения на нижнем Дону. С. 117, след. Там же см. подробнее о Цимлянских городищах и типах керамики.